<84>

С. 176. Б* — см. <47>

С. 176. Мегадидактос, вместе с ... Микрологосом... — Многодидакт (Многоученый), Микролог (Малоученый) — характерные для литературы XVIII в. «говорящие имена».

С. 177. ...затрепетал вслух, как говорит Клопшток . — Наглядный пример языкового новаторства Клошптока (см. <3>) — объединение в единое смысловое целое слов с несочетаемой семантикой.

С. 177. Здоровья — здравицы.

С. 179. Avec tous les talens... le servit . — Стихотворная надпись Вольтера к портрету Анри де Рогана. Помещена в книге «Мемуары и письма Анри, герцога де Рогана о Вальтеллинской войне», изданной в 1758 г. Б.Ф. Цурлаубеном.

С. 180. Герцог Орлеанской и Принц Конде хотели овладеть Парижем, и уничтожить Парламент... — Жан Батист Гастон, герцог Орлеанский (1608–1660), брат Людовика XIII, и Конде Луи II Бурбон (1621–1686) — участники Фронды. Здесь имеются в виду события периода Фронды, когда парижский парламент (высшее судебно-законодательное учреждение страны) временно стал на путь блока с антифеодальными силами, потребовав проведения реформ. Королевские войска во главе с Конде в январе—феврале 1649 г. предприняли осаду города, и тогда парижские буржуа и дворянство отказались от своих требований.

С. 180. Histoire de Tancrede — книга французского писателя Анри Гриффе (1698–1771), изданная в 1767 г.

С. 181. Pays de Gex — страна Жё, территория между Швейцарией и восточной Францией, часть древней Бургундии, вошла в состав Франции в 1601 г. Ныне — часть департамента Эн.

С. 181. ...на острове св. Петра, где величайший из писателей осьмого-надесять века укрывался от злобы и предрассуждений человеческих... — Имеется в виду Ж.-Ж. Руссо, который находился на острове Сен-Пьер, расположенном посредине Бьенского озера в октябре — ноябре 1765 г. Здесь он нашел убежище, после того как его дом подвергся нападению, спровоцированному церковниками.

С. 182. Promenades solitaires — это произведение Руссо, дополняющее его «Исповедь», было опубликовано в 1782 г.

С. 182. ...Дайте мне умереть ... слабый старец должен проститься с любезным своим островом... — По настоянию бернских властей Руссо вынужден был покинуть остров. Из Швейцарии он отправился в Страсбур, а оттуда через Париж выехал в Англию.

С. 182. ...Константинова времени. — Подразумевается время римского императора Константина I (IV в. н. э.).

С. 182. Во всей Швейцарии видно изобилие и богатство; но как скоро переступишь в Савойскую землю... — см. <74>.

С. 183. Граф Молтке и Поет Багзен... — см. <57>.

С. 183. Беккер — см. <47>.

С. 184. Созерцатель Натуры — Шарль Бонне (см. <8>).

С. 184. Галлер — см. <61>.

С. 185. ...Галлерову Поэму о происхождении зла... — Речь идет о религиозно-философском сочинении Галлера (1734). Переведено в прозе Карамзиным в 1786 г.

С. 185. Essay on Man — философская поэма английского поэта Александра Попа (1688–1744). Издана в 1734 г., в России переведена в 1756 г.

С. 185. Клопшток — см. <3>.

<86>

С. 189. Mарта 1 . — То, что Карамзин не выехал на самом деле из Женевы 1 марта, свидетельствует не только дата на письме к Лафатеру (см. с. 482), но и недавно обнаруженное И.С. Шарковой в архиве Жильбера Ромма письмо женевца

Кунклера, адресованное Ромму и Павлу Очеру (Строганову), переданное с Карамзиным и датированное: «Женева, 10 марта».

<87>

С. 189. Pays de Gez — вернее Pays de Gex.

С. 190. Саксонский маршал — Мориц Саксонский (см. <46>).

С. 190. Фонтенуа — деревня в Юго-Западной Бельгии, где 11 мая 1745 г. французское войско под командованием Морица Саксонского одержало верх над объединенной армией Англии и ее союзников — Голландии и Австрии.

<88>

С. 194. Обержи (франц.) — постоялые дворы.

<89>

С. 195. Вестрис — Вестрис-Аллар (или Вестрис-сын) Мари Огюст (1760–1842), знаменитый французский танцовщик, прозванный королем танца, изобретатель пируэтов. Описанный Карамзиным эпизод триумфа Вестриса в Лионе имел подтекст, понятный читателям тех лет: популярность Вестриса-сына у зрителей была связана с тем, что он первый открыто порвал с традицией восприятия балета как «королевского зрелища». Осенью 1788 г. он демонстративно отказался танцевать для гостившего в Париже шведского короля и отверг сначала приказ, а затем и просьбу Марии-Антуанетты. За это он был по приказу короля заключен в тюрьму на полгода. Однако бурные протесты парижан заставили освободить его через полтора месяца. Последующие выступления Вестриса неизменно превращались в триумфы вроде того, какой описывает Карамзин (см.: Lifar Serge. Auguste Vestris, le dieu de la danse. Paris, 1950). Карамзин не говорит прямо о политической подоплеке описываемой им сцены, однако намек на это обстоятельство можно видеть в указании на демократический состав публики. Карамзин подчеркнул этот факт, введя фигуры двух аристократов, для которых Вестрис «превеликая скотина». Иронические слова о том, что «в сию минуту легкие французы могли бы, думаю, провозгласить Вестриса диктатором», также приобретают в этом контексте особый смысл. Когда Карамзин издавал полный текст «Писем», он знал уже и то, что в дальнейшем Вестрис сделался кумиром революционного Парижа, танцевал Кармяньолу не только на балетных подмостках, но и под окнами заключенной в Тампль Марии-Антуанетты. Однако он не вычеркнул этой сцены, воссоздающей атмосферу начала революции. Вестрис произвел своим искусством сильное впечатление на Карамзина. В стихотворении «Филлиде» (1790) Карамзин писал:

(Карамзин H.М. Полн. собр.
стихотворений. М.-Л., 1966, с. 368)

Показательно, что, опубликовав эти строки в «Московском журнале» в 1791 г. (ч. 1, с. 16), Карамзин в Сочинениях 1803 г. их исключил.

С. 195. Душа сидит у него в ногах, вопреки всем теориям... которые ищут ее в мозговых фибрах . — Ироническая отсылка к рассуждениям Л. Стерна в «Тристраме Шенди» о месте пребывания души: «Наименее спорным казалось для всех то, что главное чувствилище, или главная квартира души, к которой относились все сведения и из которой выходили все повеления, находится или в саном мозжечке, или около него, или, точнее, где-то около продолговатого мозга, где сходились — согласно всеобщему решению датских анатомов — все мельчайшие нервы от органов всех семи чувств, подобно тому как в площади сходятся улицы и бульвары» (Стерн Лоренц. Тристрам Шенди. СПб., 1892, с. 147).

С. 196. Граф Мирабо имел дело, сказывают... С Маркизом... — «Имел дело» — галлицизм, «имел дуэль». Беглый театральный разговор, который Карамзин специально приводит в виде невразумительного отрывка, должен намекнуть на одно из важнейших политических обстоятельств 1790 г.: вражду между двумя деятелями французской революции — Лафайетом и Мирабо. Несмотря на попытки скрыть от публики подлинную суть их отношений и образовать блок в борьбе за власть (осенью 1789 г. Лафайет предложил Мирабо пост посла и пятьдесят тысяч ливров на уплату долгов; Мирабо деньги принял, от посольства отказался, надеясь занять министерское кресло), в публике ходили многочисленные слухи об их взаимной враждебности. Лафайету приписывали слова: «Я победил мощь короля Англии, власть короля Франции, ярость народа — мне ль отступать перед Мирабо» (Bardoux A. La jeunesse de la Fayette, 1757–1792. Paris, 1892, p. 292–293). Мирабо прозвал Лафайета «Кромвель-Грандиссон». Карамзин, видимо, имеет в виду передававшийся из уст в уста следующий разговор между Мирабо и Лафайетом весной 1790 г.:

—  Я знаю, г-н Мирабо, что вы мой давний враг!

—  Если вы в этом убеждены, г-н Лафайет, что ж вы до сих пор не приказали меня убить? — прервал его граф с отвратительной улыбкой на широком лице, испорченном оспой.

—  Я не такой человек, чтобы прибегать к подобным средствам! — с отвращением сказал Жильбер <Лафайет>.

—  Это правда: в политике вы обладаете невинностью агнца (Rousselot Jean. La vie passionée de La Fayette. Paris, 1957, p. 202). Сведений о дуэли между Мирабо и Лафайетом не имеется.

С. 198. ...статуя Людовика XIV, такой же величины, как монумент нашего... Петра, хотя сии два героя были весьма не равны... — Сопоставление Петра I с Людовиком XIV часто встречается в литературе XVIII в. Оно восходит к следующему месту из «Истории Российской империи при Петре Великом» Вольтера: «В любопытных мемуарах одного офицера, весьма любимого Петром Великим, находится сообщение, что однажды, когда государю читали главу из английского “Зрителя”, содержащую параллель между ним и Людовиком XIV, он, прослушав, сказал: “Я не думаю, что заслужил, чтобы мне отдавали преимущество перед этим монархом. Я довольно счастлив уж и тем, что превзошел его в одном существенном вопросе: я принудил моих церковников жить в мире и повиновении, а Людовик XIV позволил своим подчинить себя”» (Voltaire. Oeuvres compl., t. 27. [Paris], 1785, p. 416).

С. 199 Дикий камень — необтесанный, необработанный камень. Автор памятника Петру Фальконе поставил статую не на пьедестал, а на имеющую символическое значение скалу. Однако выражение Карамзина имеет и другой смысл: в масонской терминологии «дикий камень» означает профана, человека, не приступившего еще к «работе каменщика» — самовоспитанию и усовершенствованию своей души. Таким образом, мысль Карамзина заключается в том, что сущность внешнего прогресса состоит во внутреннем прогрессе, в усовершенствовании душевных способностей и качеств человека. В речи, произнесенной 5 декабря 1818 г. в Российской академии, Карамзин развил эту мысль: «И жизнь наша и жизнь империй должны содействовать раскрытию великих способностей души человеческой; здесь все для души, все для ума и чувства; все бессмертно в их успехах!» (Карамзин, III, с. 654).

С. 200 Я воображал его, как он, в бороде и в непричесанном парике... — Карамзин имеет в виду один из наиболее патетических и гражданственных эпизодов «Исповеди» Руссо: «В этот день я был в своем обычном небрежном виде: длинная борода и довольно плохо причесанный парик. Принимая этот недостаток благопристойности за проявление мужества, я вошел в таком виде в ту самую залу, куда должны были прибыть немного спустя король, королева, королевская семья и весь двор.

Г-н Кюри провел меня в свою ложу, где я и уселся. Это была большая ложа на подмостках, а напротив ее, несколько выше, находилась маленькая ложа, где поместился король с г-жой де Помпадур. Я был единственный мужчина среди дам, сидевших в первом ряду, и не мог сомневаться, что меня посадили туда

нарочно, всем напоказ. Когда залу осветили и я почувствовал, что меня в таком одеянии видят все эти люди в великолепных нарядах, мне стало не по себе; я спросил себя: на своем ли я месте, пристойно ли мне быть здесь? И после нескольких тревожных минут ответил себе: “Да”, с неустрашимостью, происходящей, может быть, скорее от невозможности отступления, чем от убедительных доводов. Я сказал себе: “Я на своем месте, раз я смотрю на сцене свою пьесу, раз я сюда приглашен, раз я написал ее только для этой цели и раз в конце концов никто не имеет больше прав, чем я сам, наслаждаться плодами моей работы и моего таланта. Я одет как обычно — ни лучше, ни хуже; если только я опять стану рабом общественного мнения хоть в чем-нибудь, мне вскоре придется подчиниться ему во всем. Чтобы всегда быть самим собой, я нигде не должен краснеть за то, что одет согласно положению, которое я избрал. Мой внешний вид прост и небрежен, но чист и опрятен; точно так же и борода сама по себе не представляет ничего неопрятного, раз она дана мужчинам природой и, в зависимости от времени и моды, иногда считается украшением. Меня могут найти смешным и невежей? Что мне до этого! Я должен уметь переносить насмешки и порицание, лишь бы они не были заслужены”» (Руссо Жан-Жак. Избранные соч., т. 3. М., 1961, с. 328–329).

С. 201 Вид недоделанных статуй приводит меня в уныние. — Эпизод беседы со скульптором, которого отвлекает от работы необходимость принимать участие в национальной гвардии, видимо, отражает не реальную встречу в Лионе, а беседы с русским скульптором М.И. Козловским, с которым Карамзин тесно общался в Париже. После взятия Бастилии Козловский доносил Совету Академии художеств: «Имею честь доложить Почтенному Собранию, что здесь воспоследовала перемена большая, граждане взяли оружие и содержат сами караул, и нас к тому принуждают, не принимая никаких наших отговорок, на что пенсионеры императорской Академии крайне ропщут, ибо стоит им каждая неделя 6 франков, а самим ходить казалось бы непристойно с ружьем в чужом отечестве. Для сей причины был я у нашего посланника, сказывал ему, что нас императорская Академия не с тем сюда прислала, чтобы нам ружье здесь носить, и просил его, чтобы нас защитил, на что его превосходительство не дал никакого решения, и мы теперь все должны исполнять, что нам прикажут» (Петров В.П. Михаил Иванович Козловский. Л., 1976, с. 29).

<90>

С. 202. ...в огромной Картезианской церкви... — Картезианский орден, основанный св. Бруно Кельнским (между 1030–1040 и 1101 г.), предписывал строгое уединение и молчание (монахам запрещалась совместная жизнь, общие трапезы). Монастырь, который посетил Карамзин, был основан в 1086 г. в глухом месте в 20 км от Гренобля и сделался одним пз главных центров картезианцев. В литературе XVIII в. тема «картезианцев» имела двойной смысл: с одной стороны, к ней прибегали как к поэтическому образу одиночества, бегства от суеты и блаженного уединения (ср. стихотворение французского поэта Ж.-Б. Грессе «La Chartreuse», где поэтический чердак сравнивается с картезианским уединением). С другой стороны, в образе жизни «молчаливых братьев» видели предельное искажение природы человека, «рожденного для общежития». На русской почве тема эта осложнилась созданием условной сатирической пары: молчащий картезианец и болтающий щеголь. А.П. Сумароков писал: «Как монахи Картезиянского устава никогда не говорят, так петиметер говорит беспрерывно» (Трудолюбивая пчела, 1759, дек., с. 753). Осуждение уединения как «противного натуре» приобретало в этом контексте характер осторожной защиты «щегольской» культуры.

С. 204. Мефитический — зловонный.

С. 204. Басня Алфея и Аретузы — Имеется в виду античный миф о нимфе Аретузе, которая, спасаясь от преследований Алфея, бросилась в море. Алфей, превратившись в реку, настиг ее.

С. 205. Представляли новую трагедию, Карла IX, сочиненную Гм. Шенье . — Пьеса М.-Ж. Шенье (1764–1811) «Карл IX, или Варфоломеевская ночь» была одним

из крупнейших не только театральных, но и политических событий 1789 г. Посвященная обличению религиозного фанатизма, политических и церковных злоупотреблений «старого режима», она была запрещена королевской театральной цензурой и подверглась бойкоту со стороны монархически настроенной труппы Комеди Франсез. Бурные эксцессы, среди которых были демонстрации и драки в театральном зале, вмешательство мэра Парижа Бальи (см. о нем <102>), специальное решение Национального собрания о постановке пьесы, интерполяции О.Г. Мирабо от имени марсельцев. листовки в театральном зале, волна памфлетов, газетных статей и брошюр и даже дуэль между сторонником пьесы, исполнителем роли короля Тальма, и противником ее, актером Нодэ, — таков был ореол событий вокруг описанной Карамзиным пьесы. Обстоятельства эти были знакомы читателям Карамзина хотя бы по книге известного в России, популяризируемого Н.И. Новиковым и позже Карамзиным немецкого педагога И.Г. Кампе «Briefe aus Paris zur Zeit der Revolution» (geschr. von Joachim Heinrich Campe. 3. verb. Aufl. Braunschweig, 1790). Здесь в письме из Парижа от 26 августа 1789 г. описывалось посещение автором театра: «„Карл IX“! раздавалось от партера до галереи <...> Я воспользовался минутой перерыва, чтобы спросить у соседа, что это все означает, и в особенности, чего добиваются этими криками о Карле IX. Ответ его был таков: уже около года как создана трагедия под таким названием. Автор ее г-н Шенье, а предмет — Варфоломеевская ночь» (S. 307). Далее Кампе изложил историю борьбы политических страстей вокруг этой постановки. Книга Кампе пользовалась большим успехом и за один год выдержала три издания. При том внимании, которое сочинения этого автора вызывали в России, Карамзин бесспорно мог рассчитывать, что книга эта известна его читателям. История этой театральной постановки, о которой Дантон сказал: «Если „Фигаро“ убил дворянство, то „Карл IX“ убьет королевскую власть» (Labitte Ch. Vie de Chénier. — In: Poésies de M.G. Chénier. Paris, 1844, p. 34–35), — возможно, была в России даже слишком хорошо известна, и с этим, вероятно, связано то, что Карамзин перенес описание постановки из парижского театра в лионский. Вопрос о том, видел ли реальный автор «Писем» «Карла IX» в Париже или в Лионе, остается открытым. Однако анализ реалий, лежащих в основе «Писем», убеждает, что идейно-художественная телеология у Карамзина доминирует над эмпирической правдой биографических фактов. В тех случаях, когда этого требовали тактика или искусство, Карамзин свободно создавал, комбинировал, заимствовал из различных источников то, что он предлагал читателям как «встречи» и «личные впечатления». Трудно себе представить, чтобы Карамзин, который, по его собственным словам, «целый месяц» был в Париже «всякий день в спектаклях», не посетил этой гремевшей постановки и, в частности, не был на спектакле 12 апреля (открытие Комеди Франсез после пасхальных каникул), когда произошел знаменитый скандал: Ф. Тальма должен был читать речь, специально написанную М. Шенье, но королевская труппа не допустила этого выступления. В театре произошла драка, Шенье опубликовал запрещенную речь в печати (см.: Державин, с. 66–73). Если даты пребывания Карамзина в Париже, выставленные в «Письмах», реальны, то он действительно не мог видеть «Карла IX» на столичной сцене: с 20 марта по 12 апреля театр был закрыт на пасхальные каникулы, а потом пьеса долгое время не возобновлялась из-за сопротивления труппы. Однако есть основания полагать, что Карамзин приехал в Париж раньше.

С. 205. Синав видит умерщвленного Трувора... — Имеется в виду трагедия А.П. Сумарокова «Синав и Трувор» (1747). Карамзин отождествляет трагедии французского классицизма с художественно несовершенной, с его точки зрения, пьесой Сумарокова. Ср. его характеристику французского театра в рецензии на русский перевод «Сида» П. Корнеля: «Французские трагедии можно уподобить хорошему регулярному саду, где много прекрасных аллей, прекрасной зелени, прекрасных цветников, прекрасных беседок; с приятностию ходим мы по сему саду и хвалим его; только все чего-то ищем и не находим, и душа наша холодною остается: выходим, и все забываем. Напротив того Шекспировы произведения уподоблю я произведениям Натуры, которые прельщают нас в самой своей нерегулярности; которые с неописанною силою действуют на душу нашу, и оставляют в ней незагладимое впечатление» (Моск. журн., 1791, ч. 3, июль, с. 95–96).

С. 205. ...ла-Рош, сочинительнице Истории девицы Штернгейм... — Мари Софи Ларош (1731–1807) немецкая писательница, примыкала к литературному окружению X. Виланда. Была женой немецкого писателя Лароша (Лихтенфельза), пострадавшего за антиклерикальные «Письма о монастырском фанатизме». Названный Карамзиным роман отражает влияние Ричардсона. Русское изд.: История девицы Стернгейм... с немецкого на российской язык переведенная В.... И.... Ч. 1–2. М, у Н. Новикова, 1780.

С. 208. Вы читали Тристрама... помните Амандуса... — Имеются в виду 132 и 141 главы «Тристрама Шенди» Л. Стерна (см. <130>), где описание истории двух влюбленных, Амандуса и Аманды, носит иронический характер.

<91>

С. 210. ...я не увижу плодоносных стран Южной Франции... — Отказ от путешествия по югу Франции, видимо, на самом деле был вызван исключительно беспокойной обстановкой в этом районе. В это время аграрные беспорядки на юге страны, вызвавшие опасность путешествий по дорогам, дополнились кровавыми религиозными распрями. Произошла муниципальная революция в Авиньоне: новый муниципалитет отменил инквизицию и попытался рассматривать город как часть Франции, что встретило сопротивление папы. В городе вспыхнули столкновения, сопровождавшиеся актами насилия. «Ним и Марсель также были охвачены кровавыми беспорядками. В первом из этих городов вспыхнул конфликт между католиками и протестантами. Последние, подавленные в родном городе, обратились за помощью к женевским собратьям. Национальная гвардия из Бокера, Тараскона и других соседних городов прибыла, чтобы заставить восторжествовать конституционный порядок и положить конец ужасным распрям» (Morin G. Histoire de Lyon depuis la Révolution de 1789, t. 1. Paris, 1845, p. 147). Естественно, что Карамзину пришлось отказаться от планов посетить Авиньон и Ним.

<92>

С. 211. ...напоминает мне тех Духов в Багват-Гете... — Бхагаватгита — древнеиндийская (на санскрите) поэма, входящая в эпос «Махабхарата». Интерес Карамзина к этому памятнику пробудился под влиянием А.А. Петрова, который был переводчиком книги «Багуат-гета, или беседы Кришны с Аржуном с примечаниями, переведенными с подлинника на древнем браминском языке, называемом Санскрита, на английский, а с сего на российский язык» (М., 1788).

С. 212. ...поезжайте в Сирию, в Египет... — Рассуждение навеяно книгой крупнейшего для своего времени знатока восточных языков и стран Востока К.Ф. Вольнея «Руины, или размышления о революциях империй», которую Карамзин рекомендовал читателям «Московского журнала» (1792, ч. 8, с. 150–151). Карамзин, как и Вольней, видит в человеческой истории прогресс, однако основу его в отличие от французского публициста находит в успехах цивилизации, а не в революционных переменах.

<93>

С. 213. Mémoires de Trevoux — издание иезуитов, созданное для борьбы с философами-просветителями. Карамзин относился к иезуитам отрицательно и как адепт масонов, и в качестве последователя философов-просветителей. Борьба с предрассудками и фанатизмом была для него одной из наиболее привлекательных сторон революции. В этом он видел реализацию идей века Разума. Вспышки религиозного фанатизма и резня между католиками и гугенотами, с которыми он столкнулся на юге Франции, усилили его неприязнь к иезуитам, питавшуюся еще немецкими впечатлениями (встреча с Николаи — см. <14> — и др.).

С. 213. д’Аланберт — см. <17>.

<94>

С. 213. Фонтенебло есть маленький городок... — Описание воспроизводит соответствующее место из книги Дюлора (Dulaure, p. 161). Оценивая обширные заимствования в «Письмах русского путешественника» из популярных справочников Ж. Дюлора и Сенфуа, следует иметь в виду, что, во-первых, Карамзин не скрывал своего пользования этими источниками и сам отсылал к ним читателей (скрыть было и невозможно — издания эти были слишком известны в России); во-вторых, отнесенность текста к книжному источнику не отменяла личных впечатлений: Карамзин имел эти книги в Москве, видимо, тщательно изучал их перед путешествием и посещал места, заранее ему известные по книгам, находя удовольствие в узнавании уже знакомого.

С. 213–214. Святый Лудовик — Людовик IX (1215–1270), французский король. У Дюлора (Dulaure, p. 161): «Людовик Святой здесь (в Фонтенбло, — авт.) основал монастырь св. Троицы; на многих его письмах находится заключительная помета: “Дано в нашей пустыне в Фонтенбло”».

С. 214. ...жестокая Христина — Христина (1626–1689), королева Швеции; после отречения странствовала по Европе, в Фонтенебло по ее приказу был убит ее любовник маркиз Мональдески; умерла в Риме. Справляясь с источником, Карамзин допустил описку: Дюлор указывает 1657 г. (см.: Сиповский, с. 294–295). Остальные данные, приводимые Карамзиным, точно соответствуют Дюлору.

<95>

С. 215. Брегет (Бреге) Авраам Луи (1747–1823) — прославленный часовой мастер в Париже, поддерживавший регулярные торговые связи с Россией. В XVIII в. у путешественников было принято отправлять свою корреспонденцию на адрес банкирских контор или известных торговых домов. Друзья Карамзина отправляли ему письма на адрес Бреге в Париже.

С. 216. ...кофейные домы... — Посещение кафе входило в норму дня обеспеченного человека в Париже: утром, во время завтрака, и после обеда перед театром. Е.Ф. Комаровский, попавший в Париж перед самой революцией как дипломатический курьер русского двора, вспоминал: «Поутру ходил я завтракать в Café de Foi, бывшем тогда в большой моде, или в другой кофейный дом <...> После обеда кофе пить я ходил au Café méchanique, где из-под полу, посредством машин доставлялось все, что пожелаешь» (Записки гр. Е.Ф. Комаровского. СПб., 1914, с. 9–10). Свидетельство Комаровского указывает, что даже вполне благонамеренные русские молодые офицеры посещали Café de Foi. Между тем Карамзин обошел молчанием вопрос о том, какие «кофейные домы» он посещал, и лишь много дальше упомянул о возможности «с томною, но приятных чувств исполненною душею отдыхать в Пале-Рояль, в “Café de Valois”, de “Caveau”» (см. дальше <108>). Для людей, владевших ключом к тексту, смысл был ясен: назывались лишь монархические или нейтральные кафе, хотя трудно предположить, что хотя бы любопытство не привлекло Карамзина туда, где бывал обычно даже недалекий Комаровский. Смысл этих упоминаний раскрывается из следующих сообщений: «Этот период, который простирается от 1789 до 1799 г., — писал исследователь, — был золотым веком кафе. Во многих из этих кафе, которые преобразились в политические клубы, можно было прочесть вечерние газеты, в них спорили, произносили речи, судили правительство и подготовляли мятежи (ср. у Карамзина: «...где также все людьми наполнено, где читают вслух газеты и журналы, шумят, спорят, говорят речи и проч.»). В Пале-Рояле Café de Foi было гнездом демагогов, раздававшиеся там постоянные призывы к гражданской войне заставили его наконец закрыть (так вот куда ходил по утрам будущий любимец Павла I, Константина и Александра Павловичей и начальник корпуса внутренней стражи, т. е. военной полиции!) <...> Роялисты, прозванные “неизлечимыми”, встречались в Café de Valois и Café de Chartres». Среди нейтральных (с монархическим оттенком) названо Le café du Caveau, где на галерее были выставлены бюсты Филидора, Глюка и Пиччини, пивших в свое время там кофе (Aiméras Henri d’. La vie parisienne sous la Révolution et le Directoire. Paris, 1909, p. 67–68).

С. 216. Все казалось мне очарованием, Калипсиным островом, Армидиным замком. — Калипсо — персонаж «Одиссеи» Гомера, нимфа, привлекавшая путешественников на свой остров и удерживавшая их там с помощью волшебных чар; остров Калипсо — остров любви. Армида — главная героиня поэмы Тассо «Освобожденный Иерусалим», волшебница, влюбленная в героя поэмы Ринальдо. Силами чар и колдовства она удерживает его в своем волшебном замке.

<96>

С. 217. Система Декартовых вихрей... — Теория происхождения вселенной из вихреобразных потоков материи изложена Декартом в третьей части «Начал философии». Здесь говорится: «Частицы образовали таким путем столько вихрей, сколько ныне существует в мире светил (впредь я буду употреблять слово «вихрь» для обозначения всей материи, вращающейся таким образом вокруг каждого из подобных центров)» (Декарт Ренэ. Избранные произведения. [М.], 1950, с. 513). Отредактированный Декартом французский текст «Начал» вышел в 1647 г. Сопоставление теории вихрей с характером парижан восходит к «Философским письмам» Вольтера.

<97>

С. 217. ...с яиц Леды... — перевод латинской поговорки «ab ovo», «с яйца», т. е. с самого начала. Источник выражения — стих 147 из «Науки поэзии» Горация, который хвалит Гомера за то, что

(Квинт Гораций Флакк.
Оды, эподы, сатиры, послания.
М., 1970, с. 387; пер. М.Л. Гаспарова)

Ссылка на «древних» и упоминание «ученой важности» приводит к тому, что подробные данные по описанию Парижа, заимствованные почти полностью из сочинения Сенфуа (см. след. примеч.), вводятся с резкой переменой тона повествования. Граница между непринужденной «болтовней» и рассказом эрудита отмечена иронией.

С. 217. ...сей город назывался некогда Лютециею... — Весь отрывок заимствован, как установил В.В. Сиповский (см. с. 287–288), из книги Сенфуа. Однако, заимствуя у Сенфуа и исторические сведения, и цитаты, Карамзин обращался и к первоисточникам: сведения об императоре Юлиане приведены им в более обширном объеме, чем у Сенфуа.

С. 217. Записки Юлия Цесаря — «Комментарии на войну с галлами».

С. 217. Мизопогон — сочинение императора Юлиана (331–363) «Ненавистник бороды, или Антиохиец».

С. 218. Окружить ли мне себя творениями Иоанна Готвиля, Вильгельма Коррозета, Клавдия Фошета, Николая Бонфуса, Якова Берля, Маленгра, Соваля, Дона Филибьеня, Коллетета, де-ла-Мара, Брисса, Буассо, Праделя, ле-Мера, Монфокона... — Карамзин перечисляет ряд трудов по истории Парижа. Некоторые фамилии авторов приводятся искаженно, а книги двух авторов вообще опознать не удалось. Упоминаемый Карамзиным Готвиль — Jean d’Auteville или de Hauteville, поэт XVII в., писавший на латинском языке, автор поэмы, рисующей картины жизни средневекового Парижа. Далее имеются в виду следующие книги: Gilles Corrozet. Fleurs des antiquités, singularités et excellence de la ville et cité de Paris (1532); De la ville Paris et pourquoi les rois l’ont choisie pour capitale, par Claude Fauchet (1590); Antiquitées et choses les plus rémarquables de la ville de Paris par Pierre Bonfons (1601); Les Annales de la ville de Paris, depuis sa fondation jousqu’au 1640 <...> par Malingre; Histoire et recherches des antiquités de la ville de Paris,

par H. Sauval (1724); Histoire de la ville de Paris par Félibien, augmentée et mis au jour par dom Lobineau, bénédictin de Saint-Maur, t. 1–5, avec figures (1725); Abrégé des annales et antiquités de Paris par Fr. Colletet (1644); Journal des avis et des affaires de Paris <...> par Fr. Colletet; Dictionnaire de police de Nicolas Lamarre (1705); Nouvelle description de la ville de Paris et de tout ce qu’elle contient de plus remarquable par Germain Brice, t. 1–4 (1725); Description nouvelle de Paris et recherche des singularités, qui s’y trouvent à present par Dom Germain Brice (1684); Itinéraire de la ville de Paris, par J. Boisseau (1643); Les Adresses de la ville de Paris par Abraham Pradel (1691); Paris ancien et nouveau, avec une description de ce qu’il y a de plus nouveaux dans les églises communautés, palais, maison, rues, place etc., par Le Maire (1601); посмертное, наиболее полное издание — 1608).

С. 218. Лаис Франсуа (1758–1831) — знаменитый певец. Когда «Письма» вышли в свет, Карамзину, конечно, было известно, что в годы революции Лаис сделался убежденным якобинцем и прославился исполнением «Марсельезы» со сцены, участием в патриотических спектаклях и выступлениями перед отбывающими на фронт войсками.

С. 218. Рено Роза — молодая, но популярная во время пребывания Карамзина в Париже певица.

С. 218. Братья Остановы... — Под влиянием «Оссиана» (см. с. 676) в Европе распространился интерес к кельтской старине. Оссиан был бардом (певцом-импровизатором), а каста бардов считала членов касты жрецов-друидов братьями. Под «братьями Оссиана» здесь подразумеваются друиды, жрецы и древних кельтов и галлов. Друиды не воздвигали храмов, а молились в глубине лесов, поклоняясь священным дубам.

С. 218. ...прочитаем Сент-Фуа... — Имеется в виду книга Сенфуа (см. Список сокращений).

С. 218. ...лесок, насажденный самими Ореадами... — Ореады (мифол.) — нимфы, обитающие в гротах, покровительницы девственных рощ. Декоративный персонаж поэзии и живописи рококо.

С. 219. Турнфор (Турнефор) Жозеф Питтон (1656–1708) — путешественник и ботаник, объездил Европу и Азию; погиб, раздавленный каретой на улице Копо в Париже.

С. 220. Одна часть булеваров называется старыми, а другая новыми... — Старая часть города рисуется Карамзиным как место контрастов, столкновение старого режима и революции как причины и следствия. Ей противопоставляется идиллическая картина «нового города», где нет ни богатства, ни бедности, ни аристократов, ни революционеров.

С. 220. ...тут Гесперидские сады, в которых не достает только золотых яблок... — Геспериды (греч. мифол.) — дочери Атланта, жившие в саду блаженства и бессмертия, в котором произрастали яблони, приносившие золотые плоды. Сад Гесперид — античный вариант Рая.

С. 220. Тут молодой растрепанный франт встречается с пожилым, нежно-напудренным петиметром... — Франт и петиметр выступают здесь и как люди двух эпох: пожилой петиметр представляет XVIII век, молодой франт — эпоху предромантизма, — и двух национальных культур. Не случайно ниже говорится, что в новой части города нет «ни английских, ни французских щеголей». Противопоставление французских и английских щеголей было традиционно в русской (и европейской) сатире на моды: «Английский Петиметр различается от других коротким и непудренным париком, платком на шее, которой они вместо галстука употребляют, нахальными и подлыми речами <...> Из сего видно, что Французский Петиметр походит на обезьяну, а Английский может уподоблен быть медведю» (Из Гольберговых писем, пер. с датского Ивана Борисова. — Трудолюбивая пчела, 1759, дек., с. 755). Карамзин заменил сатирические маски, хорошо знакомые читателю, собирательными образами культурно-исторических типов. Ср. в «Послании к Привете» А.А. Палицына: «Прежни петиметры иль франты нынешни» (Поэты 1790–1810-х годов. Л., 1971, с. 765). «Нежно-напудренный» означает «с напудренным париком», чему противопоставлен «растрепанный» по романтической моде франт без парика. Эта живая сценка — и плод непосредственных наблюдений

автора, и словесное воспроизведение модной в Париже сатирической гравюры времен пребывания там Карамзина. См. илл. на с. 221.

С. 220. Бомарше... умел не только странною Комедиею... — Карамзин имеет в виду оперу Бомарше (музыка Сальери) «Тарар» (поставлвна 8 июня 1787 г.), которую зрители смотрели, по словам современника, «со своего рода изумлением, какого еще не было в театре» (Державин, с. 173). В пьесе соединялись буффонные и трагические сцены, в прологе ее действовали: Гений Природы, Гений Огня, любовник природы, «тень Атара», «тень Тарара», «тень полководца Альтамора», «тень первосвященника Брамы Артенея» и еще «тени обоего пола».

С. 220. Теперь имеет Бомарше все средства и способы наслаждаться жизнию. — Описание роскошного дома Бомарше было рассчитано на то, что в момент публикации «Писем» читатель уже знал, что Бомарше, пройдя через тюрьму, изгнание и полное разорение, умер в своем совершенно разрушенном и опустошенном парижском доме.

С. 222. ...обедал я у Господина Гло^***... — Расшифровать, какой салон скрыл Карамзин под обозначением «Гло^***», не удается: хозяйки салона, чье имя начиналось бы подобным образом, не обнаруживается. Тем не менее за литературно-условным образом г-жи Гло^*** обозначается определенный прототип. Из сопоставления следующих данных: 1) Салон г-жи Гло^*** имеет французско-швейцарский характер: путешественник был принят в нем по рекомендации из Женевы; 2) в салоне находится брат Неккера; 3) хозяйка салона, «ученая дама лет в тридцать», которая «говорит по-английски, итальянски», сопоставляется с г-жой Неккер, — можно сделать вывод, что, не создавая точного портрета, Карамзин наделил, однако, свою героиню чертами г-жи Неккер и что ее салон в определенной мере — изображение этого последнего знаменитого салона предреволюционной Франции. Факт посещения Карамзиным в Париже салона г-жи Неккер вводит его в самый центр интеллектуальной жизни Франции 1790-х гг. Постоянными посетителями салона были Сийес, Кондорсе, Талейран и дочь хозяйки, ровесница Карамзина — Ж. де Сталь, а также многие другие писатели, философы и ораторы. Атмосфера салона точно передается в романе Ж. де Сталь «Коринна», где герой так характеризует парижский салон 1791 г. (имеются в виду, конечно, в первую очередь салоны самой писательницы и ее матери): «Я был поражен простотой и свободой, царившими в парижских салонах. Самые важные вопросы обсуждались без тени легкомыслия, но и без малейшего педантства: самые глубокие мысли высказывались в непринужденной беседе, и, казалось, величайшая в мире революция совершалась лишь затем, чтобы придать еще больше приятности парижскому обществу. Я знал высокообразованных и чрезвычайно одаренных людей, скорее одушевленных желанием нравиться, чем приносить пользу; они искали аплодисментов в салоне после того, как срывали их на трибуне» (Сталь Ж. де. Коринна, или Италия. М., 1969, с. 199). Если Карамзин и Ж. де Сталь и встретились в 1790 г. в салоне г-жи Неккер, то вряд ли тогда они обратили друг на друга внимание. А встреча в Москве в 1812 г. перед самым нашествием Наполеона не сблизила их. Ж. де Сталь записала в дорожном дневнике нелестное впечатление о Карамзине: «Никакой оригинальности, сухой француз» (Balayé Simone. Les carnets de voyage de Madame de Staël. Genève, 1971, p. 290). Видимо, оба были не расположены предаваться воспоминаниям, которые могли бы удостоверить или опровергнуть предположение об их встрече в 1790 г.

С. 222. Худо не знать обычаев... — Порядок дня в Москве и Париже, в кругу, доступном наблюдениям Карамзина, различно распределялся по часам суток: французская аристократия рассматривала позднее вставание как сословную привилегию. В конце XVIII в. это породило обширную сатирическую литературу, вероятно, известную Карамзину. Так, в комедии Сорена «Нравы нашего времени» на слова добродетельного буржуа, восхваляющего удовольствия солнечного дня, героиня-аристократка отвечает: «Фи, сударь, это неблагородное удовольствие: солнце — это для простонародья» (Saurin. Les moeurs du temp. Sc. XII). В России XVIII в., даже в его конце, день начинался и кончался раньше. Гость, званный на обед, являлся к двум-трем часам дня (явиться поздно означало проявить невежливость и гордость). В 1799 г. званый обед у московского главнокомандующего гр. И.П. Салтыкова начинался в три часа (см.: Макаров [M.H.]. О времени

обедов, ужинов и съездов в Москве с 1792 г. по 1844 г. — В кн.: Щукинский сб., вып. 2. М., 1903, с. 4). Французский распорядок дня распространился значительно позже: в 1812 г. мадам Сталь вызывала всеобщее удивление москвичей тем, что завтракала в Галерее на Тверском бульваре в два часа дня. Карамзин пришел к г-ну Гло^***, следуя московским представлениям о времени визитов. Эпизоды такого рода занимают в «Письмах» значительное идейно-художественное место, поскольку именно в быту автор видит реализацию народного характера.

С. 222. Мармонтелева Поэтика — «Poétique française», дополненное и расширенное издание статей Жана Франсуа Мармонтеля (1723–1799) в «Энциклопедии».

С. 222. Я хвалил дю-Пати... — Дюпати (см. <83>) был также президентом парламента (судейская должность) в Бордо. Поэтому г-жа Гло^*** называет его хорошим адвокатом. Споры о Дюпати также ведут нас к салонам г-жи Неккер и Ж. де Сталь: Дюпати был близким другом Неккера и частым посетителем его дома. Его «Путешествие по Италии» — один из существенных источников «Коринны». Сочинения Дюпати пользовались популярностью в России. См.: Раболи Т. Литература «путешествий» — В кн.: Русская проза. Л., 1926, с. 48 и др. — А. Бестужев писал, что в «Поездке в Ревель» он «приключения пути Вам описал, как Дюпати» (Бестужев-Марлинский А.А. Собр. стихотворений. Л., 1948, с. 120).

С. 222. Кавалерами Св. Людовика... — Орден св. Людовика, учрежденный в 1693 г., давался за личные военные заслуги (т. е. функционально соответствовал учрежденному в 1769 г. в России ордену св. великомученика и победоносца Георгия).

С. 222. ...один Адвокат, который хотел быть Министром... — Эпизод, видимо, является пересказом анекдотического выступления в печати некоего шевалье д’Арлаш. В газете «Petites-Affiches» 1789 г. он писал: «Я намерен доказать самым ясным образом, 1) что за год, считая со дня, когда мой план будет принят и утвержден, существующий дефицит будет восполнен; 2) что расходы будут приведены в соответствие с доходами и что избыток в 200 миллионов ежегодных будет использован на оплату национального долга» (Saint-Germain Jacques. La vie quotidienne en France à la fin du Grand siècle. D’après les archives, en partie inéd. du lieutenant général de police Marc-René d’Argenson. [Paris], 1965, p. 69).

С. 224. «Здесь», — сказал мне Аббат Н*, идучи со мною по улице St. Honoré... — Улица Сен-Оноре — место расположения знаменитых литературных салонов XVIII в. См.: Ségur Pierre de. Le royaume de la rue Saint-Honoré. Paris, 1897; Glotz Marguerite, Maire Madéleine. Salons du XVIII-e Siècle. Paris, 1945. — Здесь находились салоны маркизы дю Деффан, г-жи Жоффрен и дочери ее маркизы Ферте-Эмбо.

С. 224. ...у Маркизы Д*... — Имеется в виду салон Мари де Виши-Шамрон дю Деффан (1697–1780), в котором собирались как философы-энциклопедисты, так и светские люди.

С. 224. ...у Графини А*... — Имеется в виду салон герцогини д’Эгийон (по-французски Aiguillon), известной своим умом и безобразием, чей салон был прибежищем гонимых правительством писателей и местом сбора философов-энциклопедистов.

С. 224. Мабли Габриэль-Бонно (1709–1785) — аббат, философ и историк, коммунист-утопист. О влиянии идей Мабли в России см.: Лотман Ю.М. Радищев и Мабли. — В кн.: XVIII век. сб. 3. М.—Л., 1958. — В Париже Карамзин перечитывал Мабли, см.: Neumann Fr.W. Karamzins Verhältnis zu Schiller. — Z. fur Slawische Philologie. 1932, IX, S. 359–367. — Ср. также письмо Карамзина к А.И. Вяземскому (Рус. архив, 1872, ч. 10, стб. 1324).

С. 224. ...у Баронесы Ф*... — Имеется в виду салон Марии-Терезы маркизы Ферте-Эмбо (1715–1791), в котором собиралось общество «Орден Лантюрлелю», имевшее одновременно антипросветительский, ортодоксально-католический, с одной стороны, и щегольской, прециозный — с другой, характер. Маркиза, чей салон открыто враждовал с салоном ее матери, в котором царили Даламбер, Тома́, Морели, Монтескье, Мармонтель, Станислав Понятовский, носила в «Ордене» титул «ее экстравагантнейшего величества лантюрлелийского, основательницы Ордена и самодержицы всех Глупостей». Салон посещался такими деятелями, как кардинал Берни. Показательно, что, если салон г-жи Жоффрен поддерживал, несмотря на

некоторые размолвки, связи с Екатериной II, то Павел во время своего пребывания в Париже под именем князя Северного посещал салон Ферте-Эмбо и вместе с Марией Федоровной вступил в «Орден Лантюрлелю».

С. 224. ...читал М*... — Видимо, имеется в виду известный проповедник, крупнейший церковный оратор Жан Батист Массильон (1663–1742). Подчеркивая впечатление, которое производили речи католических проповедников в антипросветительских салонах, Карамзин знал об ироническом отношении к ним в противоположном лагере; описывая далее свое посещение монастыря Сен-Дени и рассказ о чуде св. Дионисия, который «после казни стал на ноги, взял в руки отрубленную голову свою и шел с нею версты четыре», Карамзин добавляет: «Одна парижская дама, рассуждая о сем чуде, сказала: “Cela n’est pas suprenant; il n’y a que le premier pas qui coûte”». Карамзин цитирует известное bon-mot маркизы дю Деффан. Эпизод этот рисуется по другим источникам так: «Кардинал Полиньяк рассуждал однажды о мученичестве св. Дени: “Подумайте, мадам, — говорил он герцогине Дю Мен, — что этот святой нес свою голову в руках целых две мили... две мили!” — О сударь, ответила г-жа дю Деффан, ведь стоит сделать лишь первый шаг» (Bellessort André. Le salon de M-me du Deffand. — In: Les grands salons littéraires (XVII-e et XVIII-e siècle). — Conférence du musée Carnavalet (1927). Paris. 1928, p. 154). Стремясь к художественной обобщенности, а не документальной точности создаваемой им картины, Карамзин заменяет исторические имена инициалами, что дает ему большую свободу сдвигать и комбинировать факты. Так, Массильон проповедовал не в салоне у г-жи Ферте-Эмбо, а в более ранних обществах, однако соединение этих имен, скрытых под прозрачными инициалами, создавало картину мощного католического центра и придавало законченность нарисованной Карамзиным гамме: светский салон маркизы Д*, философский — графини А* и религиозный — баронессы Ф*. Ради законченности композиционного ряда «маркиза — графиня — баронесса», который, превратившись в сжатый образ дореволюционной аристократии Парижа, был устойчивым элементом комедий и сатир той эпохи. Карамзин сдвинул реальную картину, сделав ее «более типической»: г-жа Эгийон была герцогиней, а не графиней, Ферте-Эмбо — маркизой, а не баронессой. Желая подчеркнуть, что мир салонов — черта аристократической культуры, Карамзин вообще не упомянул о «средах» у г-жи Жоффрен, матери Ферте-Эмбо, которая не была знатного происхождения, хотя ум, остроумие, роль хозяйки самого блестящего салона Парижа, связи со всеми дворами Европы сделали ее имя бесспорно центральным в том ряду, который мог прийти в данной связи на ум писателю. Художественно обобщил Карамзин и картину конца «века салонов», связав ее с революцией. Историческая реальность была именно такой, но детали Карамзин сдвинул ради выразительности. Маркиза дю Деффан не уехала в Лондон, а умерла задолго до революции (деталь эту Карамзин, однако, не просто выдумал: он опирался на известные ему сведения об англофильстве маркизы и об ее поездках в Англию). Ферте-Эмбо не уезжала «в Рим, чтобы постричься там в монахини». Но и здесь сведения, сообщаемые Карамзиным, не были лишены оснований. В 1789 г. королева «Ордена Лантюрлелю» «отреклась от престола» и орден прекратил существование. Большинство членов разъехалось. Кардинал Верни, который в это время проживал в Риме и носил звание протектора Французской церкви, звал маркизу покинуть Париж и переехать в Рим. Она отказалась и скончалась в Париже в 1791 г. Карамзин был осведомлен об этой переписке и «дорисовал» картину, превратив планы кардинала Берни в реальность. Таким образом, получился законченный образ: революция разрушила мир салонной культуры. Однако следом идет утверждение, частично опровергающее или, по крайней мере, сильно коррегирующее первое: «французы давно уже разучились веселиться». Широкая картина исторического движения от эпохи Людовика XIV к концу XVIII столетия представляет и гибель салонной культуры, и смену «забав и вкуса» «страшными играми» в карты, спекуляциями, всеобщим разорением, единым неудержимым потоком, завершившимся тем, что «грянул над ними гром революции».

С. 224. ...в доме известной Марионы де-Лорм... где Вуатюр... Менаж... блистали остроумием, сыпали аттическую соль... — Перечисленные Карамзиным якобы со слов аббата Н* писатели принадлежат к «галантной», или прециозной,

литературе или же связаны с либертинажем, светским вольнодумством; все они характеризуются интересом к вопросам языка, чаще всего в перспективе идей Ренессанса—барокко, и причастностью к «дамской» культуре салонов. Подбор имен исключительно показателен для собственной позиции Карамзина. Большинство из них встречается в известном «Словаре прециозников» Сомеза. Так, например, о Вуатюре там читаем: «Валер («галантное» имя Вуатюра в прециозных кружках, — авт.) пользуется такой известностью как среди былых, так и нынешних прециозниц, столь прославлен в их сочинениях и его произведения столь запечатлелись в умах всех занимающихся литературой и всех профессиональных щеголей (профессионалов галантности), что невозможно прибавить что-либо к тому, что уже запечатлелось в умах тех, кто будет читать эти строки» (Le sieur de Somaize. Le dictionnaire de precieuses, t. 1. Paris, 1856, p. 240); О Менаже: «Менандр — один из величайших знатоков галантности в Афинах (Париж на языке прециозников, — авт.), и в царстве литературы о нем говорят как об универсале <...> Он друг Софи (мадмуазель де Скюдери, — авт.), часто ее посещает, и все интеллектуальные женщины отдают ему за это должное» (Ibid., р. 171).

С. 224. Жан Ла (или Лас) — Шотландец Джон Ла (Ло) (1671–1729) основал в 1716 г. Генеральный банк и начал впервые в Европе издавать бумажные деньги. После резкого бума последовали крах банка и массовое разорение держателей ассигнаций. Ло скрылся в Венецию.

С. 224. ...истинная Французская веселость была уже с того времени редким явлением... — Карамзин рисует следующую картину развития французской культуры: Золотой век — эпоха прециозных салонов, торжества вкуса, главенства женщин в культуре (характерно, что «высокая» литература с ее признанными авторитетами и придворно-государственное влияние на культуру обходятся молчанием); время распада — регентство, рост культурной и финансовой разрухи; итог всего — революционный кризис.

С. 224. ...молодыя дамы... метали карты на право и на лево... — Ср. характеристику эпохи Регентства в «Пиковой даме» Пушкина: «В то время дамы играли в фараон» (Пушкин. Полн. собр. соч., т. 8, кн. 1. [М.], 1948, с. 228).

С. 224. Потом вошли в моду попугаи и Экономисты... — Попугаи вошли в моду в эпоху рококо как деталь интерьера, связанная с модой на все странное и экзотическое и в качестве занятия светской дамы (в антитезе «простой» канарейке как детали третьесословного быта). Экономистами называли философов-физиократов, близких к энциклопедистам и проповедовавших полную экономическую свободу. Учение физиократов, воспринимавшееся как либеральное, сделалось модной темой дебатов в салонах: у м-ль Леспинас и г-жи Жоффрен оно находило пламенную поддержку, салон г-жи дю Дефан был штабом их врагов. Вершиной популярности экономистов было министерство Тюрго, реформы которого привели к «мучной войне» — восстанию бедноты в 1775 г. Современный исследователь считает «мучную войну» «рождением революционного комплекса». «Ее можно счесть пограничным рубежом в истории старого порядка» (Фор Эдгар. Опала Тюрго 12 мая 1776 г. М., 1979, с. 331). Карамзин сознательно перечисляет факты разного плана и значения, стремясь создать картину общего исторического потока, неудержимо стремящегося к революции.

С. 224. ...Академическия интриги и Энциклопедисты ... — Речь идет об острой борьбе между кандидатами, поддерживаемыми правительством, и ставленниками «республики философов» — общественности, возглавленной просветителями-энциклопедистами. Эти столкновения двора и общества дискредитировали монархию и идейно подготовляли события 1790-х гг. Острым моментом в этой борьбе были выборы во Французскую академию в 1781 г., когда Даламбер добился избрания Кондорсе и поражения кандидата, выдвинутого противниками энциклопедистов.

С. 225. Новая Элоиза — см. <73>.

С. 225. На Короле был фиолетовый кафтан... — Французские короли и принцы крови носили фиолетовый цвет в знак траура. Деталь эта намекает на многозначительные обстоятельства, современникам Карамзина понятные: королевская семья носит траур по маркизу Фаврасу, повешенному на Гревской площади в конце февраля 1790 г. по обвинению в заговоре, имевшем целью похищение королевы. На самом деле имела место конспирация с участием королевы, графа

Прованского и, вероятно, Мирабо. Фаврас взял всю вину на себя, и заговор остался нераскрытым. Однако в Париже циркулировали слухи, — возможно, известные Карамзину, — что Фаврас был обманут своими высокими покровителями и до последней минуты надеялся, что приговор не будет приведен в исполнение. Уже на эшафоте он хотел сделать важные признания, но ослепленный ненавистью народ (первый случай повешенья аристократа!) не дал ему говорить. В этих условиях, когда говорили, что казнь Фавраса вызвала вздох облегчения у его друзей в большей мере, чем у врагов, траур короля и королевы получал несколько двусмысленное значение.

С. 225. Ланбаль — Мари-Тереза-Луиза Ламбаль (1749–1792), друг и наперсница Марии-Антуанетты; была убита во время сентябрьской резни 1792 г. Описание королевской семьи сделано от лица путешественника 1790 г., еще не знающего ничего о будущем. Фактически глава писалась (и тем более дошла до читателя), когда будущее описанных здесь лиц уже свершилось. Карамзин сознательно рассчитывает на двойной эффект переживания этого отрывка.

С. 225. ...с голубою лентою через плечо... — Речь идет о ленте ордена Св. Духа, которым награждались все члены королевского семейства.

<98>

С. 226. С 14 Июля ... — 14 июля 1789 г. — день взятия Бастилии, явившийся началом французской революции.

С. 226. Один Маркиз... — П.Н. Берков предположил, что подразумевается маркиз Лафайет, см. <102> — (Карамзин Н. М. Избранные соч., т. 1. М.—Л., 1964, с. 798). Однако более вероятным представляется предположение, что имеется в виду Антуан-Никола маркиз де Кондорсе (1743–1794) — известный ученый, математик и философ, непременный секретарь Французской Академии наук, примкнувший к революции и сделавшийся в 1791–1792 гг. одним из ее лидеров, с тем чтобы пасть в эпоху террора вместе с жирондистами. Выражение «был некогда осыпан королевскими милостями» не подкрепляется биографией Лафайета, между тем как не располагавший никаким состоянием Кондорсе в молодости получал королевскую пенсию. Лафайет не был заикой, о Кондорсе же известно, что «застенчивость и крайняя слабость легких, неумение сохранять хладнокровие и быстроту соображения посреди шума, волнений и смуты <...> заставляли его держаться вдалеке от трибуны» (Arago Fr. Biographie de Condorset. — Mémoires de l’Académie des sciences, t. 20. Paris, 1849, p. LXXII). В незнакомом обществе он производил впечатление заики. Проясняется еще одна деталь: говоря об опасности революции, Карамзин строкой ниже использует выражение Мирабо, однако вставляет в него упоминание о цикуте, в речи Мирабо отсутствовавшее. Последнее может быть истолковано как прямой намек на судьбу Кондорсе: преследуемый Робеспьером, Кондорсе принял яд, чтобы избежать эшафота; перед нами лишнее свидетельство осведомленности Карамзина в деталях парижских событий.

С. 226. ...помнит ли цыкуту и скалу Тарпейскую? — Слова представляют собой перефразировку изречения Мирабо, произнесенного, видимо, в присутствии Карамзина. В конце мая 1790 г. в Национальном собрании обсуждался вопрос о праве короля на ведение тайной дипломатии и объявление состояния войны. 20 мая Мирабо в обширной речи доказывал, что право войны принадлежит в равной мере и королю, и Национальному собранию, что же касается до заключения договоров, то это право принадлежит королю с последующей санкцией собрания. 21 мая Барнав произнес обширную речь, опровергающую тезисы Мирабо. Одновременно на улицах Парижа стали продавать инспирированный Ламетом памфлет: «Великое предательство графа Мирабо». 22 мая Национальное собрание было окружено толпой в 50 000 человек. Мирабо долгое время не давали начать ответной речи, заглушая его голос криками, а когда он направлялся к трибуне, Вольней крикнул ему: «Мирабо, вчера в Капитолии — сегодня на Тарпейской скале». Мирабо в патетической речи ответил: «Мне не надо этих уроков, чтобы помнить, что от Капитолия близко до Тарпейской скалы!» (см.: Mathiez A. La Révolution française, t. 1. Paris, 1928, p. 94; Castries duc de. Mirabeau ou l’échec du destin. Paris, 1960, p. 438–439; Caste L. Mirabeau. Lyon, 1942).

С. 228. Новые Республиканцы с порочными сердцами! — Отрывок, видимо, представляет позднейшую интерполяцию, соответствуя ряду высказываний Карамзина 1800–1810-х гг. Ср.: «Республика без добродетели и геройской любви к отечеству есть неодушевленный труп» — в «Историческом похвальном слове Екатерине II» (Карамзин. Соч., т. 1. СПб., 1848, с. 297); «Без высокой добродетели республика стоять не может» (Вестн. Европы, 1802, № 20, с. 319–320).

С. 228. ...разверните Плутарха, и вы услышите... Натона... — Карамзин имеет в виду слова Катона Утического, сказавшего, что он предпочитает «любую власть безначалию», приведенные Плутархом в очерке, посвященном Помпею (см.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания в 3-х т., т. 2. М., 1963, с. 372).

<99>

С. 230. Это гулянье напомнило мне наше Московское, 1 Мая . — Гулянье на 1 мая в Москве происходило в Сокольниках (на Семик гулянье происходило в Марьиной роще, в Духов день — во дворцовом саду в Лефортове). Оно выглядело как длинный и медленный кортеж карет, в которых сидело нарядное общество гуляющих. Менее знатные москвичи собирались в Сокольники, чтобы наблюдать это блестящее и длившееся часами зрелище (см.: Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово. СПб., 1885, с. 213–214).

С. 230. ...с длинными деревянными саблями... — Ношение деревянных сабель вместо тростей стало модой щеголей эпохи революции. Ср. в карикатурном образе модника конца XVIII в. Слюняя из шутотрагедии Крылова «Трумф, или Подщипа»:

(Крылов И. А. Полн. собр. соч., т. 2. М., 1946, с. 348)

С. 231. Изабелла (или Елизавета) св. (1224–1358) — основательница монастыря Лоншан.

С. 231. Фременъ (Фремен) Рене (1673–1745) — скульптор, автор алтаря св. Людовика в Луврской церкви и ряда фонтанов в Париже.

<100>

С. 231. В Париже пять главных Театров... — В Париже в 1790 г. насчитывалось 16 театров (см.: Державин, с. 50–53).

С. 231. Большая Опера — театр, основанный в 1671 г. под названием «Королевская академия музыки»; в 1791–1793 гг. назывался «Театр оперы», в 1793–1794 — «Национальная опера».

С. 231. Французской Театр (или Комеди франсез) — основан в 1680 г., помещался у Люксембургского дворца.

С. 231. Италианской — Итальянский театр, или Итальянская комедия; основан в 1716 г., в 1792 переименован в Национальную комическую оперу; помещался на площади Фавара.

С. 231. Графа Прованского — «Театр господина брата короля»; открыт в 1789 г. в Тюильрийском дворце; в 1790 г. был переведен на Сен-Жерменскую ярмарку, а в 1791 г. — в театр на улице Фейдо. Граф Прованский — титул старшего из братьев короля, будущего Людовика XVIII.

С. 231. Variétés — В Париже в 1790 г. существовало два театра с подобным названием: Театр «Варьете», открытый г-жой Монпансье в Пале-Рояле, в зале Театра Божоле, в 1790 г., и театр «Веселое варьете», открытый в 1779 г. и находившийся с 1784 г. в Пале-Рояле, называвшийся также Театр Пале-Рояля, или Пале-Эгалите. Е.Ф. Комаровскнй вспоминал: «Должен признаться, что любимый мой театр был тогда Les Variétés amusantes; зала была в самом Palais Royal» (Комаровский Е.Ф. Записки. СПб., 1914, с. 9). В известном конфликте между

французской и итальянской музыкальной школами Карамзин, вслед за Руссо, пропагандирует французскую оперу.

С. 232. поля Елисейския — место пребывания блаженных душ в античной мифологии.

С. 232. Тартар — подземное царство в греческой мифологии.

С. 232. ...страшный Ахерон... шум черного Коцита и Стикса... — Ахерон, Коцит, Стикс — реки в Тартаре.

С. 232. Флегетон — огненный приток Ахерона.

С. 232. Тантал, Иксион и Данаиды — грешники, наказанные за преступления вечными муками в царстве мертвых: Тантал, накормивший богов мясом своего сына, был наказан вечным голодом и жаждой; Иксион, покусившийся на супругу Зевса Геру, был прикован в Аиде (Тартаре) к огненному колесу. Данаиды — см. <9>.

С. 232. Лета — река забвенья в царстве мертвых. Хлебнувший ее воды забывает всю земную жизнь.

С. 232. Орфей — в древнегреческой мифологии поэт и музыкант, спустившийся живым в Аид, пытаясь вернуть к жизни свою умершую жену Эвридику.

С. 232. Орест (мифол.) — древнегреческий герой; преследовался богинями мщения фуриями за убийство матери.

С. 232. Язон — герой древнегреческого мифа; отправился в Колхиду (Кавказ), чтобы добыть золотое руно. Он достал его с помощью красавицы-колдуньи Медеи, на которой женился. Когда он впоследствии бросил Медею, она, из мести убив рожденных от него детей, улетела на огненном змее.

С. 232. Диана... целует Эндимиона... — Античная богиня Луны была возлюбленной пастуха Эндимиона.

С. 232. Телемак — сын Одиссея; увлеченный чарами Калипсо (см. <95>), готов был отказаться от героической жизни ради ее любви, но наставник Ментор ударом сбросил его со скалы в воду и, этим охладив любовный жар, увлек от волшебного острова.

С. 233. Италиянской получеловек — кастрат.

С. 233. Глукова ария — см. <106>.

С. 233. Я и теперь не переменил мнения своего о Французской Мельпомене . — Мнение Карамзина о французском театре находилось в русле предромантических концепций. Ср. высказывания Я. Ленца: «На французской сцене царствуют свирепейшие герои древности. Длинные вереницы римских полководцев, императоров, царей, чисто выбритых, в париках и шелковых чулках <...> Английская сцена — противоположность французской. Английские драматурги не устыдились изображать природу такой же голой, как младенец в утробе матери. Немецкая сцена — удивительная смесь» (цит. по кн.: Розанов M.H. Поэт периода «бурных стремлений» Якоб Ленц. М., 1901, с. 165).

С. 235. Ла-Рив — Жан Ларив (1747–1827), трагический актер. Игра его отличалась декламационной аффектацией, тщательной разработкой поз и эффектностью. Был поборником реформы костюма, стремился сделать его исторически точным, приблизив к подлинной античности.

С. 235. Орган — театральный термин, означающий сценический голос.

С. 235. ...снова явился на сцене в ролы Эдипа . — Имеется в виду трагедия Вольтера «Эдип». В отличие от античной традиции и «Эдипа» Корнеля, Эдип у Вольтера появляется лишь в 3-й сцене, после длинных монологов Филоктета и Димаса, рассказывающих зрителю о предшествующих событиях. Слова Димаса «Эдип здесь появился» находятся в конце 1-й сцены. Монолог, который (не с первых стихов) цитирует Карамзин, занимает полностью 4-ю сцену 5-го акта трагедии. В первом стихе цитаты — неточность. Карамзин цитирует идеологическую вершину трагедии — место, в котором Эдип обвиняет богов за зло, творимое людьми на земле. Естественно, что этот монолог Карамзин дал без перевода, что резко контрастировало с расположенным рядом монологом Лира, который он снабдил прозаическим переводом.

С. 230. Рокур Мари-Антуанетта (1756–1815) — трагическая актриса, сторонница традиционных форм исполнения и костюма.

С. 237. Конта Луиза (1760–1813) — комедийная актриса, знаменитая исполнением роли Сюзанны в комедии Бомарше.

С. 237. Le Couvent — антиклерикальная пьеса Олимпии де Гуж (1748–1793) «Монастырь, или Вынужденный обет».

С. 237. Моле Франсуа Рене (1734–1802) — драматический актер, исполнитель ролей в «слезных драмах».

С. 237. ...в Мольеровом и Фабровом Мизантропе... — Имеются в виду комедии Мольера «Мизантроп» (1666) и Фабра д’Эглантина «Филинт, или продолжение “Мизантропа”» (1790).

С. 237. Монтескьё — драма Мерсье «Монтескье в Марселе» (1784).

С. 237. Мерсье Луи Себастьен (1740–1814) — французский писатель, автор «Картины Парижа», использованной Карамзиным в «Письмах».

С. 237. Так называемый Италианский Театр... есть мой любимый... — Итальянские актеры были изгнаны указом короля в 1779 г., и театр состоял только из французских актеров, хотя и сохранил свое название. Театр специализировался на комической опере и музыкальной мелодраме. Симпатии Карамзина вызваны тем, что именно в Итальянском театре в наибольшей мере проявился отказ от классической традиции.

С. 237. Рауль синяя бородаи Петр Великий — оперы А. Э. М. Гретри: первая по тексту комедии Седана, вторая на сюжет комедии Буйи. Обе были поставлены в 1790 г. «Петр Великий» представлял в контексте 1790 г. революционную антидеспотическую пьесу, прославляющую союз короля и нации. «Популярными героями драматургии становятся такие короли, как Генрих IV, Людовик XII и даже Петр Великий, которых окружает демократическая легенда» (Державин, с. 177).

С. 239. Гретри сочинял музыку: она прекрасна . — Продолжая Глюка и Руссо, Гретри отстаивал естественность в музыке и связь ее с интонациями выразительного слова (см.: Ля-Лоранси Лионель де. Французская комическая опера XVIII века. М., 1937, с. 116–126).

С. 239–240. Жил был в свете... другова не найдете . — Карамзин представляет свой текст как перевод. На самом деле текст его существенно отличается от оригинала. Вольная переделка приближает его к программе Карамзина. Разница между французским и русским текстами весьма существенна для понимания карамзинской концепции реформ Петра I. Тема Петра I — столь же сквозная для «Писем», как и тема французской революции. Тема Петра-преобразователя появляется уже в третьем письме и затем, переплетаясь с темой Генриха IV, развивается как альернатива революционному пути Франции. Приводим для сравнения французский текст:

ROMANCE

(Pierre le Grand, comédie en trois actes et en prose, méllé de chants, représentée pour le première fois par les Comédiens Italiens ordinaires du roi, le 12 janvier 1790 <...> par J. N. Bouilly, musique de Grétry. A Paris, an IX, p. 29–30)

Перевод: Некогда некий славный император доверил заботы о своей империи мудрому наместнику, чтобы объехать мир с целью образования.

Сокровища, высокое положение и величие не всегда составляют счастие.

Xор: Сокровища, высокое положение и величие не всегда составляют счастие.

Чтобы скрыть свое происхождение, он оделся плотником и обошел всю Англию и Францию вплоть до последней хижины. Сокровища... и т. д.

Xор: Сокровища... и т. д.

Сгибаясь под тяжелой ношей, покрытый потом и пылью, он целый год работал моряком. Сокровища... и т. д.

Xор: Сокровища... и т. д.

Вместо скиптра и короны он взял топор и молоток и сумел построить корабль, красота которого привлекала и изумляла. Сокровища... и т. д.

Xор: Сокровища... и т. д.

Великие цари и высокие владетели! Оставьте ваши дворы и короны! Так же, как и он, покидайте свое отечество ради путешествий и трудов, и вы увидите, что величие не всегда составляет счастие.

Xор: И вы увидите... и т. д.

Сравнение убеждает, что Карамзин не только ввел лишнюю строфу, но и решительно изменил содержание всей песни. Он свел до минимума основной мотив оригинала — личный физический труд царя и овладение им полезными ремеслами. Красочные детали — топор и молоток в руках царя, корабль, построенный его руками, — полностью устранены. Карамзин устраняет характеристику Петра как царя-труженика, канонизованную в России Ломоносовым, а во Франции Вольтером. Цель путешествия Петра, по Карамзину, другая: просветить свое сердце и способствовать нравственному просвещению подданных — свои «Душу, сердце украшать Просвещения плодами», а русских «в искусстве жить наставить». Слова, которые Карамзин выделил курсивом, как и вся строфа, не имеют параллели во французском тексте и весьма отдаленно связаны с реальным характером заграничного путешествия Петра I. Зато они очень точно излагают цели путешествия самого Карамзина и его просветительское кредо. Делается очевидной глубоко

скрытая, но явно присутствовавшая в сознании Карамзина параллель между «Великим посольством» Петра I и заграничной поездкой автора «Писем русского путешественника». Это путешествие частного человека, устанавливающего контакт с европейским просвещением, цивилизацией, прогрессом и гуманностью, должно внести в петровскую реформу корректив, соответствующий духу времени.

С. 241. Феникс — здесь: чудо.

С. 241. Монвелъ Жак Мари Буте (1745–1811) — артист и драматург. Изгнанный из Франции по приказу политической полиции в 1781 г., он вернулся перед революцией, пламенным сторонником которой сделался. Карамзин, вероятно, видел его музыкальную комедию «Утро 14 июля» (шла весной 1790 г.), а о мелодраме «Монастырские жертвы», бывшей одним из наиболее примечательных явлений театра революции, он дал развернутый положительный отзыв в «Московском журнале».

С. 241. ...есть в Париже множество других в Palais Royal, на булеваpax... — В Пале-Рояле находились театры Варьете и Веселое Варьете, известные как место сбора случайной публики и публичных женщин, а с 1790 г. — Театр цирка Пале-Рояля; театры на бульварах — небольшие и более демократические по составу труппы и репертуару театры, являвшиеся конкурентами «королевских». До революции «королевские» театры с помощью монополий жестко ограничивали возможности «бульварных» театров. Основное место сосредоточения этих театров — Бульвар Тампль. Здесь располагались Театр Веселья (до 1790 г. именовался Театром великих танцоров короля), Театр товарищества на бульваре Тампль (основан в 1790 г.), Театр комического двусмыслия — в основном мимический театр, основанный в 1769 г., Театр комического отдохновения (основан в 1785 г.). Во время пребывания в Париже Карамзина на Бульвар Тампль переехал из Пале-Рояля Театр Божоле. В годы революции на Бульваре Тампль открылся еще ряд театров. Имелись «бульварные театры» и в других частях города. Так, с 1790 по 1794 г. существовал Французский комический и лирический театр на Бульваре Сен-Мартен. Поскольку метафора «жизнь — китайские тени моего воображения» сделалась одной из любимейших в языке и сознании Карамзина, то можно предположить посещение им Театра Серафена, или Театра китайских теней, который с 1784 г. находился в Пале-Рояле, а позже переехал на Бульвар Тампль.

С. 242. Stabat Mater — католический гимн на слова средневекового поэта, монаха Якопоне да Тоди (ок. 1300). Заглавие по первому стиху гимна: «Stabat Mater dolorosa».

С. 242. Miserere — католическое песнопение на слова 50-го покаянного псалма, называемое по первой строке: Miserere mei Domine (латин.: Помилуй мя, Господи!).

<101>

С. 242. ...сцены из Метаморфоз Овидиевых... — «Метаморфозы» — позма римского поэта Овидия, посвященная мифам о превращениях и создающая грандиозную картину изменяющегося мира. Карамзин дополняет ее новым звеном — зрелищем разрушения некогда роскошных дворцов королевской Франции. Эпизод этот, внешне примыкая к предромантической традиции «поэзии развалин», имеет в контексте «Писем» и другой, более глубокий смысл. Он раскрывается сопоставлением с книгой Вольнея «Руины, или размышления о революциях империи» — одним из наиболее боевых памфлетов позднего просветительства; Карамзин рекомендовал читателям «Московского журнала» «Руины...» как одну из двух книг, которые «можно назвать важнейшими произведениями французской литературы в прошедшем (1791, — авт.) году» (Моск. журн.. 1792, ч. 5, кн. 1, янв., с. 150). Вольней считал, что развалины погибших империй — свидетельства царствовавшего там некогда деспотизма. Там, где неравенство порождает деспотизм, следом идут революции и низвержение империй. Королевские дворцы во Франции так же превратятся в развалины, как и дворцы азиатских деспотов. «Новые революции взволнуют народы и империи. Могущественные престолы снова будут низвергнуты» (Вольней. Руины, или размышления о революциях империй. М., 1927, с. 51). В мыслях Вольнея Карамзин видит подкрепление своей идеи о двух исторических

возможностях: постепенном прогрессе, основанном на успехах просвещения и нравственности, социальной справедливости и религиозной терпимости, с одной стороны, и катастрофических сменах деспотизма и анархии — с другой. Исторические преступления средневековой Франции — Варфоломеевская ночь, убийство Генриха IV, роскошь, деспотизм и фанатизм — делают закономерной и неизбежной революцию. Эпизод этот вписывается в ряд упоминаний о казни тамплиеров, убийстве Генриха IV и прочих подобных исторических воспоминаний, пронизывающих «парижскую» часть «Писем».

С. 242. Пирам — один из персонажей «Метаморфоз», вавилонский юноша, погибший от трагической любви к Тисбе.

С. 243. Семелея (Семела) — смертная возлюбленная отца богов Юпитера. По версии Овидия, погибла от мести жены Юпитера Юноны.

<102>

С. 244. А.А. — Алексей Александрович Плещеев, приятель Карамзина, муж Настасьи Ивановны Плещеевой.

С. 244. ...поутру читать разные журналы, газеты... — Количество выходивших во Франции в 1790 г. газет и журналов очень велико. См.: Hatin Eugène. Bibliographie historique et critique de la presse periodique française. Paris, 1866, p. 94–200. — Характер газет, которые можно было прочесть в том или ином кафе, зависел от его политического лица.

С. 244. Бальи Жан Сильвен (1736–1793) — писатель и астроном; возглавил клятву в Зале для игры в мяч; после взятия Бастилии — мэр Парижа; погиб на гильотине.

С. 245. Лувр — В описании Лувра Карамзин следует за книгой Дюлора (Dulaure. p. 170–171; см.: Сиповский, с. 301–302).

С. 245. Потомки Кловисовы — французские короли; Кловис I (ок. 466–511) — король франков.

С. 245. ...Перро, обесславленный, разруганный насмешливым Буало... — Полемика Буало с Клодом Перро (1613–1688)— с троителем луврской колоннады, писателем и натуралистом — приходится на 1674 г. В начале IV песни «Поэтического искусства» Буало упомянул о медике, сделавшемся архитектором:

(Буало. Поэтическое искусство. М., 1957, с. 97; пер. Э.Л. Линецкой)

Перро принял эти стихи на свой счет, что вызвало эпиграмму Буало: «Врачу» («Да, я сказал, что один известный убийца...»). Спор обострился в 1687 г. в связи с полемикой «древних и новых». Братья Перро — Клод и Шарль, — нападая на авторитеты классицизма, отстаивали превосходство современных им французских поэтов над древними авторами, не щадя авторитета Гомера и Вергилия. Буало ответил эпиграммами: «На чтение в Академии стихов против Гомера и Вергилия», «По тому же поводу», «Еще по тому же поводу», «Г-ну Перро по тому же поводу», «Бюрлескная пародия первой оды Пиндара в похвалу г-ну Перро». Примирение Буало и Шарля Перро (Клод уже умер) состоялось лишь в 1694 г. Ср. стихотворение Буало «На примирение автора с г-ном Перро» и «Письмо к г-ну Перро, члену Французской академии». Упоминание это в тексте «Писем» интересно как свидетельство внимания Карамзина к «спору древних и новых» во французской литературе XVII в., в ходе которого были высказаны тезисы, существенные для полемики по вопросам языка и литературы в России XVIII—начала XIX в. Упоминание колоннады Перро у Дюлора отсутствует.

С. 246. ле-Брюневы картины — картины Шарля Лебрена (1619–1690), художника, почитавшегося высоким авторитетом в живописи XVII в. Упоминаемые Карамзиным картины ныне находятся в Лувре.

С. 246. Тюльери (Тюильри) — Источником описания послужила книга Дюлора.

С. 246. Катерина Медицис — Екатерина Медичи (1519–1589), дочь Лоренцо Медичи, жена французского короля Генриха II, мать Франциска II, Карла IX и Генриха III. Во время юности Карла IX была регентшей и приняла участие в организации Варфоломеевской ночи.

С. 246. Кор-де ложи — крытая галерея, соединяющая части здания или отдельные павильоны.

С. 246. Тут живет ныне Королевская фамилия . — Упоминание это имеет в тексте несколько значений. Прежде всего, здесь содержится намек на события 5–6 октября 1789 г. — самый острый момент во всей политической хронике революции до момента отъезда Карамзина из Парижа. Тюльери не было в XVIII в. официальной резиденцией французских королей. Однако после того как толпа парижских женщин заставила короля и Национальное собрание переехать из Версаля в Париж в знак разрыва с прошлым король с семьей был помещен не в своей обычной парижской резиденции, а в Тюльери. В этом значение «ныне» во фразе Карамзина. Однако когда текст этот сделался доступен русскому читателю (а возможно, и когда он писался), и Людовик XVI, и Мария-Антуанетта давно уже были гильотинированы, а предсмертным местом пребывания их был не Тюльери, а замок Тампль. Позиция, при которой писатель как бы не знает того, что известно читателю, придает тексту особую смысловую весомость.

С. 246. День Св. Духа — второй день Троицы (51-й день после Пасхи). «Духов день» в 1790 г. приходился на 25 мая н. ст. Так как Карамзин 4 июня уже написал Дмитриеву письмо из Лондона (см. Письма Карамзина к Дмитриеву, с. 13–14), крайне сомнительно, чтобы он мог в этот день еще быть в Париже. Существует предположение, что праздника Ордена св. Духа в тот год, когда его описывает Карамзин, вообще не было. Е.Ф. Комаровский, наблюдавший эту церемонию в 1789 г., вспоминал: «Г. Мошков ездил со мною в Версаль в день сошествия св. Духа. Я был в придворной церкви и видел процессию сего ордена, которая была едва ли не последняя до революции. Г. Мошков испросил позволения у королевы осмотреть маленький Трианон, любимое ее тогда местопребывание. Король и королева обедали в сей день au petit couvert, т. е. за столом сидел один король и королева тоже одна, но в разных комнатах. Вся публика могла проходить мимо их величеств» (Комаровский Е.Ф. Записки. СПб., 1914, с. 8–9). Карамзин мог слышать описание церемонии от того же Мошкова, с которым он общался в Париже, и, как он часто делал, превратить его в эпизод, якобы лично пережитый путешественником. Смысл эпизода — в показе быстрого падения авторитета королевской власти. В апреле Карамзин в неопределенной форме говорит о возможности гибели короля («он... может погибнуть в шумящей буре»), но завершает рассуждение мажорной уверенностью в любви народа к династии: «Народ еще любит кровь царскую!». В исходе мая изображение праздника кавалеров Св. Духа завершается пессимистическим описанием вторжения любопытной толпы в самые покои короля — демонстрацией полного неуважения парижан к Людовику XVI в его новом и вынужденном жилище. Для читателя, который уже знал последующие исторические события, такое предсказание облекалось реальным смыслом, а в образ путешественника добавлялась новая черта — дар исторического провидения. День св. Духа был орденским праздником кавалеров ордена Св. Духа — высшего ордена дореволюционной Франции. В этот день носители ордена во главе с королем, который был его главой, слушали торжественную мессу в дворцовой церкви. Кавалеры являлись на празднество в полном орденском одеянии: вместо обычного ношения голубой ленты через правое плечо, со знаком ордена — большим крестом белой эмали с золотыми лилиями в углах — на бедре, орден надевался на золотой цепи на грудь, поверх пышного орденского платья в виде голубой мантии с геральдическим золотым шитьем и знаками огненных языков — образом св. духа. Шитая серебряная звезда ордена, носимая на кафтане на левом боку, имела изображение летящего вниз голубя. Зрительное представление роскоши этого средневекового шествия необходимо для понимания контраста между ним и изображением парижской толпы, вломившейся в королевский дворец. Русские читатели Карамзина, которые в дни св. Андрея, св. Георгия, св. Владимира были свидетелями торжественных орденских выходов и праздников

(ко двору имел доступ любой дворянин), легко могли представить себе зрительный контраст этих двух картин.

С. 247. ...следственно, не похожа на душу отца его . — Луи Филипп Жозеф Орлеанский, принявший в годы революции имя Филипп Эгалите, вел сложные политические интриги, пытаясь проложить себе путь к власти. Попытками примкнуть к революции, дошедшими до того, что в Конвенте он голосовал за смертную казнь своему кузену Людовику XVI, он заслужил ненависть роялистов, а интригами, беспринципностью и склонностью к темным политическим махинациям — презрение революционеров. Погиб на эшафоте в 1793 г. Отношение Карамзина к нему было резко отрицательным.

С. 247. Мария Медицис (Медичи, 1573–1642) — королева Франции, жена Генриха IV; после смерти мужа была регентшей, устранила от дел министра Генриха IV, крупного государственного деятеля Сюлли, заменив его бездарным Кончини; способствовала выдвижению Ришелье, который, однако, предал ее, перейдя на сторону ее сына Людовика XIII. Умерла в Кельне.

С. 248. Кондильяк Этьен (1715–1780) — философ энциклопедист, автор популярных пособий, излагавших основы сенсуалистического материализма и логики, брат Мабли (см. <97>). Карамзин любил Кондильяка за простоту и ясность изложения и часто на него ссылался.

С. 250. ...диким Американцем... — Так называли в XVIII в. северо-американских индейцев.

С. 250. Краковское дерево — развесистый каштан в Пале-Рояле, названный так в знак симпатии парижан к Польше во время первого ее раздела. Обмен политическими новостями в тени Краковского дерева привел к рождению идиомы «une nouvelles de l’arbre de Cracovie» (новость Краковского дерева) в значении «бабья сплетня» и арготического cracovie — «вранье». Посаженное, согласно легенде, рукой Ришелье, Краковское дерево было срублено по приказу Филиппа Орлеанского (об отношении к нему Карамзина см. примечание к этому же письму).

С. 250. Герострат — грек, печально прославившийся поджогом храма Дианы Эфесской, нарицательное имя разрушителя.

С. 251. Сирк — цирк, помещение, расположенное в центре Пале-Рояля и занятое увеселительными заведениями. В 1790 г. там был открыт Театр цирка Пале-Рояля, в 1791 г. переименованный в Театр национального цирка.

С. 251. Сады Вавилонские — висячие сады Семирамиды, одно из семи чудес света.

С. 251. Реверберы — фонари с рефлекторами.

<103>

С. 251. Молодой Скиф К* — Карамзин. Вся сцена свидания автора и Бартелеми написана с проекцией на сюжет романа Бартелеми «Путешествие юного Анахарсиса», в котором ищущий мудрости молодой скиф посещает Афины и беседует с греческими мудрецами.

С. 252. ...рассуждение о Самаританских медалях и легендах... — Речь идет о монетах из Самарии; легенда — пояснительная надпись; здесь: надпись на монете.

С. 252. ...о медалях Ионафановых, Антигоновых, Симеоновых... — Речь идет об иудейских монетах от XI до I в. до н. э.

С. 252. Ему гораздо более 70 лет... — Бартелеми в 1790 г. было 74 года.

С. 252. Шуазёль Этьен Франсуа (1719–1785) — министр иностранных дел при Людовике XV. Когда Шуазель подвергся опале, Бартелеми сохранил верность дружбе, что широко обсуждалось в салонах 1770-х гг. Маркиза дю Деффан писала по этому поводу И.И. Шувалову: «Аббат Бартелеми сейчас в Париже, но пробудет он здесь очень недолго: он не покидает Шантелу (имение, куда удалился сосланный Шуазель, — авт.) и служит большим утешением для всех его обитателей» (Литературное наследство, т. 29–30. М., 1937, с. 285).

С. 252. Левек Пьер Шарль (1736–1812) — историк, прибыл в Россию по рекомендации Дидро. В 1780 г. вышла по-французски его «История России»,

переведенная в 1787 г. на русский язык. В 1789 г. избран в Академию надписей и словесности.

С. 252. Робертсон Вильям (1721–1793) — английский историк. Карамзин высоко ценил английскую историческую школу XVIII в. В записной книжке 1797 г. он писал: «Займусь историею. Начну с Джиллиса; после буду читать Фергусона, Гиббона, Робертсона — читать со вниманием и делать выписки» (Неизданные сочинения и переписка Николая Михайловича Карамзина, ч. 1. СПб., 1862, с. 203).

С. 253. Левек... соображает... — здесь: «сопоставляет», «сравнивает».

С. 253. Путь образования или просвещения один для народов ... — Карамзин формулирует здесь концепцию непрерывного поступательного развития человеческого разума, шествующего единым путем от темноты и невежества к знанию и совершенству. Идея эта органически связана с философским оптимизмом Просвещения XVIII в. (ср. «Опыт исторической картины прогресса человеческого разума» Кондорсе). С этой точки зрения, национальное своеобразие оказывалось не субстанцией, а этапом в общечеловеческом движении. Результатом было стремление подчеркивать сходство основных моментов русской и мировой истории: «У нас был свой Карл Великий: Владимир — свой Лудовик XI: царь Иоанн». К моменту работы над «Историей государства Российского» позиция Карамзина коренным образом изменилась: его стало интересовать именно своеобразие исторического пути России в общем движении человечества к просвещению. Показательно, что, прослушав посвященные разгрому Новгорода главы «Истории» Карамзина, А.И. Тургенев подчеркнул совсем не сходство Ивана IV с Людовиком XI, а черты национального своеобразия в его характере: «Истинно Грозный, тиран, какого никогда ни один народ не имел <...> представлен нам с величайшею верностию и точно русским, а не римским тираном» (Лотман Ю. Проблема народности и пути развития литературы преддекабристского периода. — В кн.: О русском реализме XIX века и вопросах народности литературы. М.—Л., 1960, с. 43). То, что Карамзин именовал в «Письмах» «жалкими иеремиадами», исключительно близко к его собственной оценке деятельности Петра I в «Записке о древней и новой России».

С. 254. Иеремиады — здесь: жалобы (от имени библейского пророка Иеремии). Карамзин выделил слово курсивом как не принятый в русском языке галлицизм. Слово это во французском языке имеет фамильярный стилистический оттенок, что придает русскому тексту характер иронии.

С. 254. Ликург — законодатель в древней Спарте, в публицистике XVIII в. (особенно у Мабли и Руссо) — образец государственной мудрости.

С. 255. Век Вольтеров, Жан-Жаков, Энциклопедии, Духа Законов не уступает веку Расина... — Идея поступательного развития человечества заставляла Карамзина считать, что каждый новый этап культуры выше предшествующего. Ср. противоположную тенденцию в творчестве Пушкина, который «решительно и определенно поворачивает к большим дорогам французского классицизма XVII в. Восемнадцатому веку он отдал слабую дань, и то лишь в пределах русских подражаний своих современников. В споре “древних” с “новыми” Пушкин па стороне “древних”» (Томашевский Б.В. Пушкин и Франция. Л., 1960, с. 89). Карамзин периода «Писем» — на стороне «новых».

С. 255. ...в доме Г-жи Неккер, Барона Ольбаха... — «В 1789 г. в канун революции первым салоном Парижа был салон г-жи Неккер <...> Сийес, Парни, Кондорсе, Талейран собирались на ее среды» (Lecour Louis. Grand Monde et salons politique de Paris àpres la terreur. Paris, 1861, p. 85). «Салон Гольбаха был местом сбора и своеобразным штабом энциклопедистов. Соединявший самые прославленные умы середины XVIII в., салон Гольбаха был известен блеском и разнообразием бесед и крайностью высказывавшихся там мнений; «Энциклопедия» была, однако, менее отважна, чем салон Гольбаха: приходилось считаться с цензурой и мнением публики» (Glotz Marguerite, Maire Madeleine. Salons du XVIII^e siècle. Paris, 1949, p. 260).

<104>

 С 255. Господин П*, мой земляк... — Имеется в виду Павлов, второй секретарь русского посольства в Париже (см.: Комаровский Е.Ф. Записки. СПб., 1914 с. 8–9).

<105>

С. 257. Лексикон Французского языка... — Работа Французской академии над словарем началась в 1638 г. и продолжалась крайне медленно.

С. 257. Лексикон Джонсонов — Dictionary of the English language, 1747–1755; Сэмюел Джонсон (1709–1784) — филолог.

С. 257. Аделунг — см. <31>.

С. 257. Дорат (Дора) Клод Жозеф (1734–1780) — поэт. Карамзин перечисляет видных деятелей французской литературы, которые не были удостоены избрания в Академию.

С. 258. Пирон Алексис (1689–1773) — плодовитый поэт, драматург. Написанная им в молодости порнографическая «Ода Приапу», получившая широкую известность, воспрепятствовала избранию его в Академию, за что Пирон отомстил академикам рядом эпиграмм.

С. 258–259. Немецкий ученый снимает колпак, говоря о Лаланде и Лавуазье... Что ни говорят Мизософы, а Науки — святое дело! — Отрывок связан в идейном отношении со статьей Карамзина «Нечто о науках, искусствах и просвещении», написанной весною 1793 г. и опубликованной в ч. 1 альманаха «Аглая» (1794). Защита науки от «мизософов» (греч. «врагов знания») была направлена в два адреса. С одной стороны, Карамзин имел в виду клерикальных и реакционных публицистов, которые, считая революцию порождением философии Просвещения XVIII в., осуждали идею прогресса, опираясь на терминологию и идеи Руссо («...под Эгидою славного Женевского Гражданина злословят просвещение» — Карамзин, III, с. 374). Противопоставление благодетельного века Просвещения разрушительной революции станет одним из основных мотивов либеральной публицистики 1810-х гг. в борьбе с шишковистами и Магницким, предававшими анафеме весь век «разрушительной философии». С другой стороны, рассуждение Карамзина представляет собой апологию мирного просвещения, противопоставленного всем видам насилия — и в первую очередь войнам, религиозному и политическому фанатизму. Карамзин противопоставляет науку политике. В то время когда революционная Франция объявила войну королю Венгрии и Богемии, т. е. фактически Австрии, а коалиция контрреволюционных держав со своей стороны готовила походы против Франции, что явилось началом общеевропейской войны, не прекратившейся и к моменту выхода «Писем», Карамзин подчеркивал дух международного братства, царящий среди ученых: «немецкий ученый» (видимо, Кант, с которым Карамзин мог затронуть в беседе вопросы космогонии и астрономии) приветствует французов Лаланда и Лавуазье, Лавуазье «обласкал» датчанина Беккера, узнав, что он ученик «берлинского химика Клапрота», русский путешественник везде принят европейскими учеными как собрат. Фокусом противопоставления науки и политики является в тексте Карамзина исполненный многозначительных намеков рассказ о судьбе Лавуазье. Повествование ведется от лица путешественника, который в 1790 г. еще не догадывается о ждущей великого химика гильотине. Примечание «Лавуазье и Бальи умерщвлены Робеспьером» дано как позднейшая приписка. Однако знакомый с событиями современник не мог не заметить, что упоминание о должности генерального откупщика, которую занимал Лавуазье перед революцией и которая послужила источником его состояния, обнаруживает знакомство путешественника с обвинениями, которые будут предъявлены химику в 1794 г. Сопоставление Лавуазье с Гельвецием и неожиданная похвала благотворительности последнего также не случайны. Противопоставление любящего науки Гельвеция «мизософу» Руссо в этом контексте заставляло читателя вспомнить сопоставление этих двух деятелей в речи 5 декабря 1792 г., произнесенной упомянутым на этой же странице «Писем» Робеспьером. Превознося Руссо, Робеспьер требовал удалить бюст Гельвеция из Якобинского клуба: «Лишь двое, на мой взгляд, достойны здесь нашего признания — Брут и Руссо». Гельвеции, по мнению Робеспьера, «должен пасть. Гельвеции был интриганом, презренным остроумцем, человеком безнравственным. Он был одним из самых жестоких гонителей славного Ж.-Ж. Руссо, того, кто более всех достоин наших почестей. Если бы Гельвеций жил в наши дни, не думайте, что он бы примкнул к тем, кто защищает свободу. Он пополнил бы собой толпу интриганов-остроумцев, от которых

страдает ныне наше отечество» (Робеспьер Максимилиан. Избранные произведения в 3-х т., т. 2. М., 1965, с. 141–142). Слова об «интриганах-остроумцах» относились к людям типа Шамфора, о котором Карамзин упоминал на предшествующей странице и о гибели которого в эпоху якобинской диктатуры он, конечно, знал, когда описывал свою с ним встречу в стенах Французской академии. Это лишнее свидетельство того, в какой мере чтение «Писем» Карамзина подразумевает знание прямо не упоминаемых в тексте обстоятельств эпохи: рассказывается о встрече с Лавуазье в 1790 г., однако подразумевается знакомство с обстоятельствами его гибели в 1794 г. Брошенное вскользь при этом сравнение с Гельвецием (в контексте с упоминанием Робеспьера) отсылает читателя к речи последнего, а речь эта проясняет смысл ассоциаций, возникающих у читателей 1801 г. в связи с именем известного парижского остроумца (отметим, что в 1799 г. в журнале «Иппокрена, или Утехи любословия» (ч. 3, с. 289–295) появились «Отборные анекдоты и острые мысли Шамфоровы», — имена, упоминаемые Карамзиным, были читателю знакомы). См.: Козмин Н.К. Пушкин-прозаик и французские острословы XVIII в. (Шамфор, Ривароль, Рюльер). — Изв. ОРЯС, 1928, кн. 2, с. 548–551.

С. 258. ...дочь свою... в шутку называет Ураниею... — Урания — муза астрономии.

С. 259. Бальи... тишину кабинета променял может быть на эшафот! — Эти слова Карамзина — типичный пример «предсказания задним числом», характерного приема псевдописьма в структуре художественного построения «Писем русского путешественника».

<106>

С. 260. Он не читал Сент-Фуа... — Ссылка на Сенфуа предваряет целый ряд описаний парижских достопримечательностей, прямо заимствованных из этого автора и Дюлора (см.: Сиповский, с. 286–305). Демонстративный характер этой ссылки показывает, что перед нами сознательный прием, не скрываемый от читателя.

С. 260. Диана дю-Пуатье (1499–1566) — любовница Генриха II, который построил для нее дворец в Анете.

С. 260. Брантом Пьер де Бурдей (ок. 1535–1614) — писатель, автор мемуаров, а также «Жизнеописания знаменитых людей и великих полководцев», «Жизнеописания знаменитых женщин» и «Жизнеописания галантных дам». Карамзин цитирует последнее сочинение, что свидетельствует о его интересе к «прециозной» литературе «галантного века», поскольку именно в этой среде сочинения Брантома пользовались особенной популярностью.

С. 261. Фламель Никола (1330–1418) — писатель, осужденный Парижским университетом; народная молва считала его колдуном. Эпизод с Николаем Фламелем полностью заимствован у Сенфуа (см.: Сиповский, с. 289).

С. 262. Я не хотел бы жить в улице Ферронери... — Хотя описания улиц Ферронери и особенно Тампль обнаруживают явную зависимость от Сенфуа, включение этих страниц в «Письма» имеет отнюдь не только информационно-развлекательный смысл. Эти два эпизода завершают линию судьбы короля Франции и прямо связаны с предшествующими размышлениями на эту тему. Церковный фанатизм — одна из постоянных тем обличения как в «Письмах русского путешественника», так и в других материалах «Московского журнала». Тема эта была близка всему новиковскому окружению. Идеал союза хорошего короля и нации — основной мотив революционной публицистики 1790 г. — был явно близок Карамзину. В ходе пропаганды этого лозунга образ Генриха IV подвергался систематической идеализации. Описывая парижский театр той поры, К.Н. Державин указывает: «Генрих IV появляется во многих пьесах неизменно в самом идеализированном облике короля-демократа, который борется со злом, причиняемым народу корыстолюбивыми и злыми министрами и высокомерными аристократами» (Державин, с. 117). Описывая убийство «короля-демократа» религиозным фанатиком, Карамзин показывал, что не только революционный, но и реакционный фанатизм покушался во Франции на жизнь монарха. Это разрушало повторявшееся в контрреволюционной публицистике утверждение о неслыханности для истории

Франции покушения на «священную особу» монарха и ставило суд над королем в определенную историческую перспективу, которая подразумевала одновременно и осуждение актов политического фанатизма, и указание на исторические корни разыгрывающихся в Париже событий.

С. 262. ...бедственный жребий славного Ордена Тамплиеров... — Тема тамплиеров была популярна в антитиранической литературе 1789–1790 гг. Карамзин, наверное, видел в Комеди Франсез трагедию Рейнуара «Тамплиеры», в которой Тальма играл роль Мариньи-младшего, сына сюринтенданта финансов, казненного по приказу Филиппа Красивого. Однако у темы был и другой подтекст. Еще Эндрю Рамзей, имя которого сделалось дружеским прозвищем Карамзина, выдвинул идею преемственной связи масонов и тамплиеров. Свою реформу масонства он замыслил как превращение его в строгий рыцарский орден на манер тамплиерского. Реально значимого воплощения эта мысль не получила, но идея воинствующих «тамплиерских» степеней время от времени всплывала в масонской среде. Так, например, создавая раннюю декабристскую организацию «Орден Русских Рыцарей», M.A Дмитриев-Мамонов обратился именно к «тамплиерской» легенде; призывая не размышлять «женоподобно о делах мужества», он писал: «Вспомни Храмовников, певших гимны хвалебные на костре, кости их сжигавшем» (Вестн. ЛГУ, 1949, № 7, с. 138). В парижских масонских кругах, соприкосновение с которыми Карамзина более чем вероятно, бытовала легенда, согласно которой революция — это возмездие со стороны Вечной Справедливости за преступление, которое короли Франции некогда совершили, безвинно казнив тамплиеров. Легенда эта заставляла видеть в казни короля неизбежное последствие преступлений его предшественников, а в самом Людовике XVI — «мученика ошибок славных» (Пушкин. Ода «Вольность»; «славных» здесь имеет значение «всем известных»), «сложившего главу», по пушкинскому же выражению, «за предков». Связь эта делается очевидной, если вспомнить, что Тампль, который напомнил Карамзину преступление Филиппа Красивого, бесспорно был памятен и автору, и его читателям по гораздо более свежим историческим воспоминаниям — как место последнего заключения королевской семьи, откуда Людовик XVI и Мария-Антуанетта отправились на гильотину. Ассоциация эта симметрично замыкала всю цепь размышлений, вызванных улицей Тампль.

С. 264. ...если бы только он не ездил воевать в Азию и в Африку... — Людовик IX предпринял два неудачных похода против «неверных»: в 1249 г. в Палестину и в 1270 г. в Тунис. В ходе первого из них он попал в плен и с трудом выкупился, во время второго умер от чумы. Карамзин, как пацифист и просветитель, относился к крестовым походам отрицательно.

С. 264. Шотланец Ла... — Отрывок заимствован у Дюлора (см.: Сиповский, с. 303–304) вместе со ссылкой на Мерсье.

С. 265. ...При Королях второго поколения... — Имеется в виду династия Каролингов, основанная в 752 г. Пипином Коротким.

<107>

С. 267. Музыка Глукова Орфея... — Христофор Виллебальд Глюк (1714–1787) — немецкий композитор, перестроивший оперу, направив ее от вокальной виртуозности к драматической выразительности пения. Имеется в виду его опера «Орфей и Эвридика» (1762). Столкновение сторонников Глюка («глукистов») и его оппонента — итальянского композитора Н. Пиччини, имевшего среди парижской публики свою партию («пиччинисты»), было одной из самых шумных «театральных войн» XVIII в.

С. 267. Один славится гармониею, другой мелодиею... — Карамзин передает здесь мнение, которое в 1790-х гг. было уже трафаретным общим местом, — что у Глюка основную роль играет оркестр и гармония, а мелодия играет второстепенную роль и «мало певучей декламации»; см.: Gretry. Mémoires ou essais sur la musique. Paris, 1789, p. 286. — Музыкальная теория Руссо, в частности, подразумевала, что музыка как искусство подражательное должна воспроизводить естественные интонации речи, что достигается путем мелодии, а не гармонии. Поэтому Руссо ценил первую значительно выше, чем вторую. В «Новой Элоизе» он писал:

«Гармония, сказал он мне, есть только вспомогательное средство в подражательной музыке, в самой же гармонии нет ничего подражательного. Она подкрепляет интонации, это верно, она усиливает выразительность и сообщает обаяние напеву. Но одна только мелодия является источником того непобедимого могущества, которым обладает вдохновенное искусство, только в ней — власть музыки над сердцами» («Новая Элоиза», ч. 1, письмо 48). Считая гармонию явлением условным и искусственным, а мелодию — естественным подражанием природным явлениям, Руссо противопоставил их в «Опыте о происхождении языков, в котором говорится о мелодии и музыкальной изобразительности». Здесь он писал: «Что же делает музыку им <изобразительным искусством>? Мелодия» (Rousseau J.J. Oeuvres compl., t. 1. Paris, 1825, p. 540). Результатом такой позиции явилось прохладное отношение Руссо к Глюку, которого он критиковал не с позиции «пиччинизма», а с точки зрения еще более далеко идущих требований «натуральности»: если Глюк стремился выразить мелодией интонации человеческой страсти, то Руссо хотел отразить в ней и интонационный рисунок французской речи. Эти мысли в дальнейшем развил высоко ценимый Руссо Гретри, который писал: «Вокальная музыка никогда не станет хорошей, если не будет подражать подлинным интонациям речи» (цит. по кн.: Ля-Лоранси Линонель де. Французская комическая опера. М., 1937, с. 124). Однако в дальнейшем Руссо признал победу Глюка и в 1774 г., посетив «Ифигению», обратился к нему с восторженным письмом. О примирении Руссо с музыкой Глюка ходили многочисленные анекдоты, один из которых передает Карамзин. Комментируемое место «Писем», видимо, привлекло внимание Пушкина: к нему, вероятно, ближайшим образом восходит упоминание о споре глюкистов и пиччинистов в «Моцарте и Сальери». Характерно и колебание Пушкина в формулировке стиха в «Каменном госте»:

(Пушкин. Полн. собр. соч., т. 7. М., 1937, с. 145)

Однако Пушкин колебался в выборе между «мелодией» и «гармонией» — в альбом П. А. Бартеневой он записал эти стихи с вариацией: «Но и любовь Гармония» (Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М.—Л., 1935, с. 661).

<108>

С. 268. Солиман Ага, Турецкий Посланник... первый ввел в употребление кофе. — Истории кофе Карамзин посвятил статью в «Детском чтении» (1785, ч. 2, № 16, с. 33–44).

С. 268. ...Прокоп Сицилиянец открыл новый кофейный дом... — Кафе Прокоп, посещавшееся в предреволюционные годы литераторами, в годы революции стало излюбленным местом встреч якобинцев. Café de Foi было местом встреч крайних демократов и было закрыто в период преследований эбертистов. Два других кафе, названных Карамзиным: café de Valois и café de Chartres, — были роялистскими, a café du Caveau не имело определенного политического лица. Таким образом, за внешне небрежным перечислением Карамзина скрывается продуманная система пропорций: Два революционных кафе, два контрреволюционных и одно нейтральное (см.: Aiméras Henri d’. La vie parisienne sous la Révolution et le Directoire. Paris, 1909, p. 67–70).

С. 270. Барон В* — Вильгельм Вольцоген (1762–1809), парижский приятель Карамзина. Был одним из школьных друзей Шиллера. Он был бесспорно одним из источников сведений и интереса Карамзина к Шиллеру и его творчеству. В 1799 г. он побывал в России в связи с бракосочетанием сестры Александра I Марии Павловны и возобновил знакомство с Карамзиным, привезя ему «Мессинскую невесту» Шиллера. Дружеское общение Карамзина и Вольцогена в Париже продолжалось около трех месяцев и, видимо, было близким: уезжая из Парижа,

Карамзин посвятил Вольцогену прочувствованные строки. См.: Herder H.-B. Schiller in Rußland. Materialen zu einer Wirkungsgeschichte (1789–1814). Berlin—Zürich, 1969.

С. 272. Стернов капрал Трим — см. <21>.

С. 272. Петр Великий, осматривая Парижский Инвалидный дом ... — Петр I прибыл в Париж в апреле 1717 г. Его пребывание в Париже описано Вольтером в «Истории Российской империи при Петре Великом».