1. Л.Н. Толстой

Л. Н. Толстой

Анна Каренина

(1873—1877)

• Оглавление
• О произведении
• Критика

Оглавление

О произведении

«Анна Каренина» — лучший роман из всех, когда-либо написанных на русском языке. Занял третье место в рейтинге ста лучших романов в истории человечества The Daily Telegraph (2018), составленном на основе отзывов критиков и литературоведов. [Первое место занял роман «Миддлмарч» Джордж Элиот (1819–1880, настоящее имя Мэри Энн Эванс). На втором месте «Моби Дик» Германа Мелвилла (1819–1891). На четвертом и пятом, соответственно, — романы «Женский портрет» Генри Джеймса (1843–1916) и «Сердце тьмы» Джозефа Конрада (1857–1924).]

Отзывы критиков

Граф Л. Н. Толстой — крайний реалист, в самом широком и точном значении этого слова, оттого-то идеализация в ту или другую сторону не встречается в его произведениях; он враг всего напускного, всего искусственного, всякой фальши, и поэтому, хотя картины, представляемые им, и не составляют простой фотографии, но зато рисуют жизнь во всей ее суровой, а иногда и горькой правде, без всякой задней мысли украсить одно явление в ущерб другому или представить в невыгодном свете факт, который лично, может быть, ему и не нравится. Эта черта особенно ярко проглядывает в «Войне и мире», где граф Л. Н. Толстой поставил себе задачей уяснить полнейшую непригодность высших классов общества помочь великому народному бедствию 1812 года. Вообще граф Л. Н. Толстой особенно любит снимать с людей и явлений все эффектное, все картинно-величавое, и чаще всего изучает людей и жизнь с ироническою улыбкой. Такая ирония проглядывает в «Войне и мире»; такую же беспощадную и едкую иронию можно видеть и в «Анне Карениной» по отношению к тому же высшему обществу, которое, кажется, составляет главный предмет романа. <...>

Такой избыток художественной правды — верх искусства; так глубоко заглядывать в тайники души человеческой, кроме графа Л. Н. Толстого, умеют немногие художники, и во всяком случае в русской литературе нет такого другого художника и психолога. <...>

Пора, наконец, понять, что граф Л. Н. Толстой — художник, не идущий по рутинной дорожке, а ищущий в искусстве новых путей и новых точек зрения. Он не рутинный копиист, пользующийся готовыми приемами и принимающий на веру известные готовые выводы. Он по преимуществу живой наблюдатель, вводящий в свои почти научные исследования особенности своей натуры и склада своего ума. Реалист по натуре и фаталист по общему миросозерцанию, он под этим двойным углом зрения смотрит на психический механизм человека.

— X. Y. Z [В. В. Чуйко]. Очерки литературы. «Голос», 1875

Новый роман гр. Толстого «Анна Каренина» отличается теми же достоинствами, как и прежние его произведения; герои проходят перед вами совершенно живыми, и вы невольно замечаете в них всякий пустяк, начиная от женского головного убора и кончая походкой в кадрили. И из этих, по-видимому, мелочных подробностей в вашем воображении создается и запоминается даже фигура героя, точно вы его видели, точно он ваш знакомый. При этом граф Толстой так соразмерно во всех частях ведет свой рассказ, что не утомит вас ужасным и мелочным психическим анализом, как г. Достоевский, ни беспрестанными, иногда безбожно скучными описаниями природы, как г. Тургенев, ни длинной, характерной, может быть, в этнографическом смысле, но чуть идущей к делу болтовней, как г. Гончаров...

— Б.п. «Новости», 1875

Ужасно думать, что еще существует возможность строить романы на одних половых побуждениях. Ужасно видеть перед собой фигуру безмолвного кобеля Вронского. Мне кажется это подло и безнравственно. И ко всему этому прицепляется консервативная партия, которая торжествует. Можно ли себе представить, что из коровьего романа Толстого делается какое-то политическое знамя?

— М.Е. Салтыков-Щедрин. Письмо П. В. Анненкову. 9 марта 1875. Петербург

Если роман понимать как бесцельную, хотя и занимательную сказку, в которой блестящая форма наполнена содержанием личных эстетических вожделений автора, то появление подобных произведений действительно служит знамением нравственного упадка. Роман «Анна Каренина», несмотря на все восхваления его, кажется, именно принадлежит к числу подобных произведений, и его прославленный автор относится именно к числу художников, способствующих понижению нравственного уровня в обществе.

В нашей критике и отчасти в публике о графе Толстом утвердилось весьма благоприятное мнение. Граф Толстой признается одним из крупных талантов в русской литературе, едва ли не самым крупным после Пушкина и Гоголя. Это совершенно справедливо: большой художественный талант автора «Анны Карениной» никто не отрицает, и об этом не может быть ни малейшего спора. <...>

...Творец «Анны Карениной», по своей художественно-философской теории не видящий никакого интереса в общих явлениях жизни, выходящих за пределы половых, личных и семейных отношений, только этими последними и питает свое творчество, ибо они одни, по его мнению, есть начальная и конечная цель существования. Он считает призрачным вздором всякие так называемые «веяния» времени, всю борьбу постулательного хода жизни с задерживающими этот ход влияниями, — одним словом, все, что составляет внутреннее содержание жизни. Поэтому для него и для его творчества не существует героев времени, т. е. выразителей отрицательных или положительных стремлений жизни в данную эпоху... Мистическое миросозерцание графа Толстого понимает дело таким образом, что цель жизни, как отдельных личностей, так и целого общества, заключается вовсе не в умственном, моральном и гражданском развитии, а единственно в половых и семейных отношениях. Только эти отношения реальны, только они и составляют естественную «правду» жизни: все остальное призрачная, поверхностная ложь, служащая едва ли не тормозом для человеческого счастья и благополучия. <...>

Все герои романа, все эти Левины, Вронские, Облонские, Анны Каренины, Долли, Кити — обеспеченные материальным довольством субъекты, для которых вследствие склада их воспитания, а также довольно ограниченного нравственного и умственного развития главная и существенная «злоба дня» заключается в их половых отношениях, влечениях и интересах, в горе и радостях, связанных с этими интересами. <...>

Автор, несмотря на видимую пустоту и бессодержательность этих лиц, их жизни, стремлений, обстановки, входит в самое тщательное изображение всего этого, и в его изображении нигде не чувствуется, чтобы он утомлялся таким, довольно бесплодным делом, чтобы он относился к внутреннему строю этих героев и внешним ее формам отрицательно: его художественный объективизм ни мало не смущается самою пошлою пошлостью и самою пустейшею пустотою изображаемого им обеспеченного мира. <...>

В двух частях «Анны Карениной» автор дает то, что указано, и ничего более. Нет, виноват, дает кое-что: именно бездну художественного дарования. Но о художественном даровании графа Толстого на этот раз нечего говорить: оно всем известно и признано давно, во-первых; а во-вторых, стоит ли говорить о великом художестве, если оно потрачено в изобилии на совершенно вздорное и даже, если хотите, растленное содержание?

— П. Никитин [П. Ткачев]. Критический фельетон. «Дело», 1875

— Н. А. Некрасов. Автору «Анны Карениной» (Из «Записной книжки»), 1876

О выходе каждой части Карениной, в газетах извещают так же поспешно и толкуют так же усердно, как о новой битве или новом изречении Бисмарка.

— Н. Н. Страхов. Письмо Л. Н. Толстому от 7 мая 1877 года.

«Анна Каренина» возбуждает такое восхищение и такое ожесточение, какого я не помню в литературе. Толкам нет конца.

— Н. Н. Страхов. Письмо Л. Н. Толстому от 8 апреля 1876 года.

Всякая глава «Анны Карениной» подымала все общество на дыбы, и не было конца толкам, восторгам, и пересудам, и ссорам, как будто дело шло о вопросе, каждому лично близком.

— А. А. Толстая — Л. Толстому, письмо от 1877 г.

История кончена. История длинная, чрезвычайно талантливая, блещущая первоклассными красотами, удивительным знанием человеческого сердца. «Из нас, стариков, только один Т. еще писать умеет», — говорил мне на днях один из талантливейших русских писателей, который напрасно так рано хоронит себя. Да, чересчур длинная история — в этом ее недостаток, чересчур детальная, мелочная, выдвигающая таких пошлых, таких неинтересных людей. Но значение «Анны Карениной», по моему мнению, все-таки не малое. Это одно из самых реальных произведений реальной русской литературы; никто бы так не изобразил женскую натуру, как сделал Толстой, никто бы так не низвел любовь с ее психологических подставок на чисто физиологическую, материальную почву. Автор не пощадил ничего и никого и выставил любовь с таким трезвым реализмом, до которого у нас никто не возвышался; нигде не перешел он границу этой правды, нигде не польстил инстинктам сладострастия. Истинный художник остался верен законам реализма, законам страсти и, сорвав поэтический ореол с нее, представил ее в настоящем виде. Стоило ли это доказывать — другой вопрос, но это общественное значение «Анны Карениной» бесспорно.

— А. С[уворин]. Литературные очерки. «Новое время», 1877, № 432.

«Анна Каренина» есть совершенство как художественное произведение <...> с которым ничто подобного из европейских литератур в настоящую эпоху не может сравниться.

В «Анне Карениной» проведен взгляд на виновность и преступность человеческую. Взяты люди в ненормальных условиях. Зло существует прежде них. Захваченные в круговорот лжи, люди совершают преступление и гибнут неотразимо: как видно, мысль на любимейшую, и стариннейшую из европейских тем. <...>

Во взгляде же русского автора на виновность и преступность людей ясно усматривается, что никакой муравейник, никакое торжество «четвертого сословия», никакое уничтожение бедности, никакая организация труда не спасут человечество от ненормальности, а следственно, и от виновности и преступности. Выражено это в огромной психологической разработке души человеческой, с страшной глубиною и силою, с небывалым доселе у нас реализмом художественного изображения. Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что ни в каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой и что, наконец, законы духа человеческого столь еще неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределены и столь таинственны, что нет и не может быть еще ни лекарей, ни даже судей окончательных, а есть Тот, который говорит: «Мне отмщение и аз воздам». Ему одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека. Человек же пока не может браться решать ничего с гордостью своей непогрешности, не пришли еще времена и сроки. Сам судья человеческий должен знать о себе, что он не судья окончательный, что он грешник сам, что весы и мера в руках его будут нелепостью, если сам он, держа в руках меру и весы, не преклонится перед законом неразрешимой еще тайны и не прибегнет к единственному выходу — к Милосердию и Любви.

— Ф.М. Достоевский. «Анна Каренина» как факт особого значения (1877)

Он <Толстой> накладывает, — как птицелов сеть, — огромную рамку на людскую толпу, от верхнего слоя до нижнего, и ничто из того, что попадает в эту рамку, не ускользнет от его взгляда, анализа и кисти.

— И. А Гончаров. Письмо П. А. Валуеву от 6 июня 1877 г.

Еще в своем кавказском дневнике Толстой, касаясь вопроса о различных типах литературных произведений, записал 24 октября 1853 года:

«...Бывают и такие сочинения, в которых автор аффектирует свой взгляд или несколько раз изменяет его. Самые приятные суть те, в которых автор как будто старается скрыть свой личный взгляд и вместе с тем остается постоянно верен ему везде, где он обнаруживается».

Не все художественные произведения Толстого писались согласно этому принципу. В «Войне и мире» и позднее в «Воскресении» читатель постоянно слышит голос автора, прямо оценивающего изображаемые им события.

Из всего написанного Толстым «Анна Каренина» наиболее подходит к типу «приятных» литературных произведений. Нельзя сказать, чтобы в «Анне Карениной» совершенно не чувствовалось авторской оценки героев романа и их поступков, но оценка эта сведена здесь к минимуму.

О том, что именно таков был художественный метод Толстого при создании «Анны Карениной», имеется свидетельство самого автора. В июле 1877 года, т. е. вскоре после окончания подготовки к печати отдельного издания «Анны Карениной», Толстой в беседе со студентом А. Д. Оболенским задал ему вопрос: на чьей стороне был он, автор, в описании исповеди Левина и разговора его со священником — на стороне Левина или на стороне священника? И Толстой прибавил при этом: «Я этот рассказ четыре раза переделывал, и все мне казалось, что заметно, на чьей я сам стороне. А заметил я, что впечатление всякая вещь, всякий рассказ производит только тогда, когда нельзя разобрать, кому сочувствует автор. И вот надо было все так написать, чтобы этого не было заметно». <...>

В чем же заключается «самобытное нравственное отношение» автора к изображаемому им предмету в романе «Анна Каренина»? На этот вопрос сам Толстой 3 марта 1877 года дал следующий ответ, записанный его женой: «Чтоб произведение было хорошо, надо любить в нем главную, основную мысль. Так... в „Анне Карениной“ я люблю мысль семейную...».

— Н. Н. Гусев. Лев Николаевич Толстой: Материалы к биографии с 1870 по 1881 год (1963)

В 1875 году в январском номере журнала «Русский вестник» были напечатаны первые главы «Анны Карениной». После «книги о прошлом», как Толстой называл «Войну и мир», его «роман из современной жизни» поразил читателей «вседневностыо» содержания.

«Мне теперь так ясна моя мысль, — говорил Толстой Софье Андреевне в 1877 году, заканчивая работу над романом. — ...Так в «Анне Карениной» я люблю мысль семейную, в «Войне и мире» любил мысль народную, вследствие войны 12-го года...» <...>

«Анна Каренина» — энциклопедический роман. <...> Целая эпоха с ее надеждами, страстями, тревогами отразилась в книге Толстого. В своем романе Толстой вывел художественную формулу этой исторической эпохи. «У нас теперь, когда все это переворотилось и только укладывается, вопрос о том, как уложатся эти условия, есть только один важный вопрос в России...» Такова его общая мысль («мне теперь так ясна моя мысль»), которая определяет и замысел романа, и его художественную структуру, и его историческое содержание.

— Э.Г. Бабаев. Комментарии. Л.Н. Толстой. Анна Каренина

Величайший роман о любви, семье, смысле жизни и свойствах страсти. Через истории нескольких семей, счастливых и несчастных, Толстой рассказывает о тончайших движениях человеческой души: кажется, в этом романе он понял о людях больше, чем понимают они сами.

О чём эта книга? — О нескольких семьях, счастливых одинаково и несчастных по-разному. О жизни в России 1870-х на разных её этажах — от петербургского высшего общества до крестьянских дворов. О светской женщине, которая бросает семью ради любви, ломая свою и чужие жизни, и о помещике-идеалисте, который ищет в семье любовь и правду. О явных и скрытых мотивах, которые движут людьми, о тайнах души и свойствах страсти.

Как она написана? — Толстой разворачивает картину современной ему российской жизни, как бы глядя в окна параллельно идущих составов: в предельном упрощении, «Каренина» — это две почти не пересекающиеся истории, роман Анны с Вронским и её разрыв с мужем, любовь Лёвина и Кити и начало их семейной жизни. Основа языка Толстого — сложный синтаксис с развёрнутыми периодами ? и нарочито «некнижная» речь: так он придаёт дополнительную убедительность, буквально нагнетает вес в авторских высказываниях и сохраняет естественность речи персонажей. Толстой описывает происходящее через своих героев: глядя на мир их глазами, Толстой вместе с тем исследует их душевные движения, особенности речи и социальную среду — и постоянно комментирует их мысли и действия с позиции как бы находящегося за ширмой, но всевидящего и всезнающего судьи. В «Карениной» нет развёрнутых авторских отступлений, собственные мысли Толстого во многом передоверены Лёвину — но присутствие автора, создающего многомерные, почти физически ощутимые миры и одновременно смотрящего на них с позиции высшей истины, чувствуется в каждой строке. <...>

«Каренина» до сих пор не входит в школьную программу, что сослужило роману добрую службу: эту книгу не перелистывают бегло перед экзаменом, но перечитывают всю жизнь.

— Юрий Сапрыкин. Лев Толстой. Анна Каренина // Полка