ВЫШНИЙ ВОЛОЧОК

Никогда непроезжал я сего новаго города, что бы непосмотреть здешних шлюзов. Перьвой, которому на мысль пришло, уподобиться природе в ея благодеяниях, и сделать реку рукодельную, дабы все концы единыя области, в вящее привести сообщение, достоин памятника для дальнейшаго потомства. Когда нынешния державы, от естественных и нравственных причин разпадутся, позлащенныя нивы их порастут тернием, и в развалинах великолепных чертогов, гордых их правителей, скрываться будут ужи, змеи и жабы; любопытный путешественник обрящет глаголющие остатки величия их в торговле. Римляне строили большия дороги, водоводы, коих прочности и ныне по справедливости удивляются; но о водяных сообщениях, [269] каковыя есть в Европе, они неимели понятия. Дороги, каковыя у Римлян бывали, наши небудут никогда; препятствует тому наша долгая зима и сильныя морозы, а каналы и без обделки нескоро заровняются.

Немало увеселительным было для меня зрелищем, вышневолоцкой канал, наполненный барками, хлебом и другим товаром нагруженными, и приуготовляющимися к прохождению сквозь слюз для дальнейшаго плавания до Петербурга. Тут видно было, истинное земли изобилие, и избытки земледелателя; тут явен был во всем своем блеске, мощный побудитель человеческих деяний, корыстолюбие. Но если при первом взгляде, разум мой усладился видом благосостояния, при раздроблении мыслей скоро увяло мое радование. Ибо воспомянул, что в России многие земледелатели, недля себя работают; и так изобилие земли во многих краях [270] России доказывает, отягченный жребий ея жителей. Удовольствие мое переменилося в равное негодование с тем, какое ощущаю ходя в летнее время по таможенной пристани, взирая на

корабли, привозящие к нам избытки Америки, и драгия ея произращения, как то сахар, кофе, краски и другия, неосушившияся еще от пота, слез и крови их омывших при их возделании.

Вообрази себе, говорил мне некогда мой друг, что кофе налитой в твоей чашке, исахар разпущенной в оном, лишали покоя тебе подобнаго человека, что они были причиною превосходящих его силы трудов, причиною его слез, стенаний, казни и поругания; дерзай жестокосердой усладить гортань твою. – Вид прещения сопутствовавший сему изречению, поколебнул меня до внутренности. Рука моя задрожала и кофе пролился. [271]

А вы о жители Петербурга, питающиеся избытками изобильных краев отечества вашего, при великолепных пиршествах, или на дружеском пиру, или на едине, когда рука ваша вознесет перьвой кусок хлеба определенной на ваше насыщение, остановитеся и помыслите. Не то же ли я вам могу сказать о нем, что друг мой говорил мне о произведениях Америки. Не потом ли, не слезами ли и стенанием утучнялися нивы, на которых оной возрос. Блаженны, если кусок хлеба вами алкаемый, извлечен из класов родившихся на ниве, казенною называемой, или по крайней мере, на ниве оброк помещику своему платящей. Но горе вам, если разтвор его составлен из зерна лежавшаго в житнице дворянской. На нем почили скорбь и отчаяние; на нем знаменовалося проклятие всевышняго, егда во гневе своем рек: проклята земля в делах своих. [272] Блюдитеся да неотравлены будете, вожделенною вами пищею. Горькая слеза нищаго, тяжко на ней возлегает. Отрините ее от уст ваших; поститеся, се истинное и полезное может быть пощение.

Поветствование о некотором помещике докажет, что человек корысти ради своей забывает человечество в подобных ему, и что за примером жестокосердия, не имеем нужды ходить в дальныя страны, ни чудес искать за тридевять земель; в нашем царстве они в очью совершаются.

Некто ненашед в службе, как то по просторечию называют, щастия, или нежелая онаго в ней снискать, удалился из столицы, приобрел небольшую деревню, на пример во сто или в двести душ, определил себя, искать прибытка в земледелии. Не сам он себя определял к сохе, но вознамерился

наидействительнейшим [273] образом, всевозможное сделать употребление, естественных сил своих крестьян, прилагая оныя к обработыванию земли. Способом к сему надежнейшим, почел он уподобить крестьян своих орудиям, ни воли ни побуждения неимеющим; и уподобил их действительно в некотором отношении нынешняго века воинам, управляемым грудою, устремляющимся на бою грудою, а в единственности ничего незначущим. Для достижения своея цели, он отнял у них малой удел пашни и сенных покосов, которые им на необходимое пропитание, дают обыкновенно дворяне, яко в воздаяние, за все принужденныя работы, которыя они от крестьян требуют. Словом сей дворянин некто, всех крестьян, жен их и детей заставил во все дни года работать на себя. А дабы они неумирали с голоду, то выдавал он им определенное [274] количество хлеба, под имянем месячины известное. Те, которые неимели семейств, месячины неполучали, а пообыкновению Лакедемонян пировали вместе на господском дворе, употребляя, для соблюдения желудка в мясоед пустыя шти, а в посты и постные дни, хлеб с квасом. Истинные розговины бывали разве на святой неделе.

Таковым урядникам, производилася так же приличная и соразмерная их состоянию, одежда. Обувь для зимы, то есть, лапти делали они сами; онучи получали от господина своего; а летом ходили босы. Следственно, у таковых узников небыло ни коровы, ни лошади, ни овцы, ни барана. Дозволение держать их, господин у них неотымал, но способы к тому. Кто был позажиточнее, кто был умереннее в пище, тот держал несколько птиц, которых господин [275] иногда бирал себе, платя за них цену по своей воле.

При таковом заведении неудивительно, что земледелие в деревне Г: некто, было в цветущем состоянии. Когда у всех худой был урожай, у него родился хлеб сам четверт; когда у других хорошей был урожай, то у него приходил хлеб сам десят и более. В недолгом времени к двум стам душам, он еще купил двести жертв своему корыстолюбию; и поступая с сими равно как и спервыми, год от году умножал свое имение, усугубляя число стенящих на его нивах. Теперь он считает их, уже тысячами, и славится как знаменитый земледелец.

Варвар! недостоин ты носить имя гражданина. Какая польза государству, что несколько тысячь четвертей в год,

более родится хлеба, если те, кои его производят, щитаются на равне с волом, определенным [276] тяжкую вздирати борозду? Или блаженство граждан в том почитаем, чтоб полны были хлеба наши житницы, а желудки пусты? что бы один благословлял правительство, а не тысящи? Богатство сего кровопийца ему непринадлежит. Оно нажито грабежем, и заслуживает строгаго в законе наказания. И суть люди, которые взирая на утучненныя нивы сего палача, ставят его в пример усовершенствования в земледелии. И вы хотите называться мягкосердыми, и вы носите имена попечителей о благе общем. Вместо вашего поощрения к таковому насилию, которое вы источником государственнаго богатства почитаете, прострите на сего общественнаго злодея ваше человеколюбивое мщение. Сокрушите орудия его земледелия; сожгите его риги, овины, житницы, и развейте пепл по нивам, на них же совершалося его мучительство, ознаменуйте [277] его, яко общественнаго татя, дабы всяк, его видя, нетолько его гнушался, но убегал бы его приближения, дабы незаразиться его примером. [278]